АнамнезНекогда купленного царства лесов
Было достаточно, уместного отступления
От сатиров и фавнов, не нарушаемого
Холодом и возрастом времён года, нынче
Плиссировка озера под холодным ветром
Затягивает меня. После оттепели лёд ушёл
На дюйм под поверхность. Скала, перескочив
Через облачное отражение, выцарапывает
Из воды полый крик гагары,
Но не падает. Рябь затихает и рассеивается, воскрешая
Целительное чувство прихода зимы.
Мои родители, одни в зимнем доме,
Отец, которого я не знаю,
Мать, которую знаю не слишком хорошо, —
Им нехорошо. Сердечные
Недуги зарождаются в безмолвные времена. В сопровождении гусей и грязных овец,
Мальчиком, я вышагивал на военный
Манер, воображая на себе
Белую робу причастника,
Твёрдое выражение лица. Всё замерло,
Поздний путь по тёмной дороге к озеру.
Что-то движется следом, не овцы,
Не гогочущие гуси. Не оборачивайся.
Не позволяй им взять тебя за руку.
Некто из мелких аристократов
В последующие годы его почитали
за милость к падшим членам
гильдии ночных ходоков под себя, усыновление
трёхногих псов и за научный интерес к насекомым, селящимся в стропилах Св. Павла, —
ангелам нижнего неба, по его словам.
Нет никаких свидетельств, что его алхимические
эксперименты оставили по себе след, доныне не поддающийся анализу, или что одна
из брошенных им шуток изменила католический догмат.
Он бы не был в обиде, если бы уцелела
память о его ненависти к рыжеволосым детям, о его убеждённости, которую всё ещё разделяет
несгибаемая учёная клика,
что пьесы «Шекспира» были
плодом трудов огромной говорящей рыбы, известной аборигенам как Гарри, скорее всего
из осетровых, которая нашептала
эти «пьесы» лодочнику с Темзы,
а тот поведал их мелкому лицедею из «Глобуса»,
который затем их и присвоил.
Теодицея воздушного насоса Роберта Бойля
Век Разума, набухли апельсины
на ржавом фоне, вышивка на шёлке,
геккон приковывает взор, сочась всем чёрным сердцем из бумажной кожи.
Век новых пыток, новых анатомий,
бича бумаги в сохнущих чернилах, богатств, резню в науку обративших.
Эксперименты в силах привести
мошенника к внезапному успеху, с кислотными потёками сквозь слепок.
Так Хук весь воздух выкачал из бочки.
Так Бойль, оглаживая голубка, суёт его в насос, где постепенно
съедают воздух поршни, мудрецы же,
рассевшись, оправляют парики, следя, как пленный голубь задохнётся.
Поужинали жареным птенцом,
как англичане чайками, когда стремились Арктикой к шелкам Китая.
Тлен памяти не есть «искусство» знаний.
Всей чистоте науки не отмыть банального греха реторт и колб,
увечий угольной добычи, спайку
стекла с эфиром, Мерлинову цель добыть из нефти аромат Шанель.
|
