High HeelsКогда подломится высокий каблук —
лишь тогда о тебе вспоминала.
И чёрно-белые слайды — меж памятью и очевидностью —
перед глазами мелькали, в ускоренном темпе сменяя друг друга.
Знаешь ведь, ритм — моя тёмная, гибельная стихия.
Когда я бежала — подломленные каблуки источали запах спермы.
Аксессуар одиночества, как торчащий между глаз нос, —
красный цвет, появлявшийся на части тела.
Знаю, исправишь, красный есть цвет вечной страсти.
Спорить не стану, поскольку она — одиночеству ровня.
Как же хотела я всех каблуков — переломанных шпилек —
части собрать и сложить себе в сумочку
вместо личной косметики — и у тебя появиться...
Меня бы ты принял без красной помады? Помнишь ли нашего детства поблёкшее фото —
там, беззаботны, стоим мы с тобой на старинном балконе,
и ни сном ни духом не ведаем, что уготовим друг другу в грядущем...
Помнишь, на фоне бесконечного калейдоскопа женщин твоих
решилась я в туфлях на шпильках ходить.
«Легче воздуха поступь твоих каблуков,
будто от камешков, брошенных в водную гладь,
тихие и невесомые, тают круги», —
слова твои так утончённо изящны...
Прошло много времени, прежде чем вырвалось у тебя,
что предпочитаешь моим каблукам шпильки изысканных куртизанок...
Знаю, скажешь, что это — мои незаконченные импровизации
на тему любви, но ведь между двоими
никогда одно и то же не повторится? Да, знаешь прекрасно, что ритм — моя тёмная, гибельная стихия,
больше скажу: ритм безмолвия — стремительней прочих.
В пору такую — слушай — спешат и стучат каблуки,
в пору такую они и ломаются больше всего,
их острия утыкаются в точки смертельного риска,
только тогда образ твой оживает во мне.
Светофоры и люди
Люди и светофоры поменялись местами.
По зебре, держась за руки, прогуливаются мама и сын — светофоры.
Пожилые светофоры медленно семенят, в отличие от шустрых тинейджеров.
И все разговаривают только на трёх цветах.
Вместо них на перекрёстках подвешены люди,
жилы на их шеях — проводники высокого напряжения,
вопиют они, не жалея глоток:
красный свет загорелся, стой! Красный свет загорелся, стой! И пунцовеют.
Светофоры шарахаются от взвизгов и приходят к мысли,
что они лучше могут исполнить эти обязанности.
Зелёный, зелёный! — клёкотом надрывая грудь,
подвешенные на перекрёстках люди орут. И зеленеют.
Светофоры толпой переходят дорогу
и вспоминают вчерашний сон — своих светоносных ореолов лучи,
теперь же, когда их мерцанье ушло и на фоне истерических криков
горланящих с напряжёнными жилами,
духом упавший город горюет и кажется всё опаснее...
Жёлтый, внимание! Жёлтый, вперёд! Внимание! Вперёд! Вперёд! Вперёд!
Снова орёт подвешенный на перекрёстках народ. И желтеет.
Светофоры вспоминают дни, когда в их тихом мерцании рождалась поэзия
(ну и что, если только трёхцветная)... На электропроводах перекрёстков подвешенные горожане
верещат промёрзшими голосами, перекрыть силясь
улицы трескотню и гвалт, гомон и гул,
чтобы честно исполнить свои светофорские обязанности.
На перекрёстках вовсю разогнался марафон криков и цветосменяемости,
победители будут подвешены в элитных кварталах города,
где предельно высокое напряжение, и для его преодоления
необходима лужёная глотка и жилы покрепче корабельных канатов.
Взамен люди не беспокоятся о коммунальных выплатах
и не заботятся об усладах плотских, как, например,
вечно недостижимый баланс между сексуальным голодом и насыщением...
Первая и последняя функция людей-светофоров —
менять цвета и голосить, как можно энергичнее,
и, подвешенные на перекрёстках, над городскими переходами,
они уверены, что контролируют все четыре стороны,
что, предположительно, указывает на
вертикальное — вниз — направление их взглядов,
А это, в свою очередь, может означать,
что звёздам светофоры пока ещё не нужны.
Купание
Колышется вода в голубой ванночке,
играет с ней ручка моего малыша.
Я глажу его крохотное голенькое тельце,
мылю спинку и думаю, как легко его утопить,
Лишь лёгкое движение руки — и бульканье воды утихомирится,
наступит полная тишина,
наверное, и темнота. Как легко...
Издали вижу — он тянет со смехом ручку
к моим впившимся в воду зрачкам,
словно к новой игрушке.
«Поиграй со мной!» — пахнет мёдом его улыбка...
Ведь может и любовь однажды сойти с ума...
Ведь может и Бог однажды притвориться сатаной...
Быстро выхватываю из воды малютку,
с его пушистого полотенца
осыпаются лепестки душистых роз...
И меня в этой жизни мгновенье не раз выручало...
|
