* * *
чай разлетается чуть-чуть
вмятыми шариками: путь
из них любого — невесом,
«проснувшись в сон»,
и космонавты их легко
по́ носу щёлкнут, как мальков,
или в наушниках — не «что»,
а решето:
в сетчатом треске тишины —
само безмыслие длины
крутящего себя пути,
и
ты прости,
что не пишу тебе, как прошёл сегодняшний день;
я латал обшивку
и смотрел боковым зрением, как
дальние звёзды — вспышками — объединялись в фигуры,
а
потом между ними так же мгновенно терялась связь
* * *
шаровидная песня
долин,
треугольная — взгорий:
шаг и
спотыканье, лень
довести все линии в точку схода:
получается не свобода,
именно лень
а свобода
гуляет лилиями долин
травой взгорий:
лень
не гулять в шагах лучевых, а быть
им опорой — спор
не выходит и брошен на полпути для объятий
воздуха с расставшимся
с песней смыслом,
смотри поверх
* * *
вол в Валахии вольней
всех четырёхсот камней
но когда он тянет воз
с этими камнями,
думает: «вот я жил
ничего не сбылось
я силён, но я внутренне съеден днями»
или — в Волыни
камень-вол
лежит на холме
шесть тысяч лет мечтает пошевелиться
приходит птица
— мне ещё, — говорит, — птенцов кормить
я ловлю гусеницу, и, стараясь совсем не ранить,
быстро лечу в гнездо —
а там один слабый,
а один — сильный,
и две девчонки, а
я одна,
мускулатура у гусеницы —
мыслящая волна
в гусенице видны:
близость преображенья,
сила,
комок
переваренных листьев,
и на распутье
гусеница три раза
кланяется — налево, прямо, направо
и выбирает — прямо
а вол идёт
камень-вол греется
— галки в Москве, впрочем, любят лететь
сквозь колокольню, когда та пуста:
между колоколами, верёвками
— внизу — до́ски
* * *
горестно чуть разматывается
время сухой травы
сено летит с газонов —
даже без ветра
пропадая в лучах
город ожил зачах
вынул из любой юности
фотографию: трое
так расстаётся точка
на снежном поле с оленем
а оленю темно меж звёзд —
такой его рост
«православие — это...»
вечер и котлован
на газете — земля, глина, корешок
и из пустой кабины
крана подъёмного смотрит вечерний угол