Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
 
 
 
Журналы
TOP 10
Пыль Калиостро
Поэты Донецка
Из книги «Последнее лето Империи». Стихи
Стихи
Поезд. Стихи
Поэты Самары
Метафизика пыльных дней. Стихи
Кабы не холод. Стихи
Галина Крук. Женщины с просветлёнными лицами
ведьмынемы. Из романа


Инициативы
Антологии
Журналы
Газеты
Премии
Русофония
Фестивали

Литературные проекты

Воздух

2012, №3-4 напечатать
  предыдущий материал  .  к содержанию номера  .  следующий материал  
Проза на грани стиха
Фрагменты личного

Станислав Снытко
ФРАГМЕНТЫ ЛИЧНОГО

        1

        Петербургская невозможность сказать — едва ощутимая, ускользающая, но сама по себе — разъясняющая прорехи в сезонных делах, подозрительную связность зримых очертаний, обилие многоточий в записках частного характера, ритм смены этих подвижных образцов вожделения. Мы разучились видеть разницу между movie и photo, но по-прежнему — во всеоружии осязания, как будто хитрости лепки и тёплый гул гончарных кругов знакомы нам не слабей, чем зуд в окраинах наших тел, — и мы силимся потерять волю, но — не находим прежних оснований. Сторонясь гротескных изломов — как боишься столкнуться с нелюбимым папашей в темноте узкого коридора, как крепнет промокший лист (если смотреть очень долго, вне зависимости от погоды, зрения и времени года). Не ртутью измерялась температура терпения, — но и нет тех глаз, что без ущерба отвечали бы взглядом на взгляд.

        2

        Несколько главных слов, сказанных губами тишины без надежды быть услышанным, — простое терпение молчащего, не сравнимое ни с одной из наличных абсурдных картинок. Вот гуляющий берег осени, — череда коротких просветов, подчинивших себе ритм и движение, а потому — изгнанных из раздробленности обыкновенного счастья. Не желал скатываться в простую жалобу, но нашёл нужным отметить, слегка задержавшись у самого порога, что последние фрагменты личного укатились ко всем чертям; что нельзя к чему-либо прикасаться — и в то же время быть тем, кто касание совершает; да, и ещё осталось полбанки шпротов на нижней полке холодильника, можешь доесть, если вдруг почувствуешь голод. — Нет, у них новые кроссовки, крайне модные джинсы, целая куча флаеров на вторую бесплатную кружку, и наши шпроты вряд ли их заинтересуют.


        ПРОСТОЙ БЕСПЕЧАЛЬНЫЙ РАССКАЗ

        Короткий стежок, не похожий на взгляд или вывих, равняющийся какой-то единственной лобной пустоте, тишине любовного замирания. Когда, отдав ветру фото покойных, сидели на осеннем бордюре, и в неласковом дрожании веток парка читалось всё, о чём умолчал хитроумный создатель ребуса: писатель в пилотке, мальчик в мокрых шортах — и неизвестный худой гражданин, обнимавшийся с глобусом перед последним, самым нелёгким прыжком. Именно здесь детям было объявлено, что тактичность хуже геноцида, а память губительнее любой войны, и потому — не ищи впредь взглядом светящееся окно и забудь о тех штуках, что некогда обнаруживались под мерцающей елью. Утренний ветер похрустывал бумажными фонариками, и бледный доктор, ощупав территорию тела, несмело растаял в прибрежной листве.


        ПРАЗДНОВАТЬ ЧТО-НИБУДЬ

        Праздновать что-нибудь вроде смерти или тому подобных социальных приключений: если ветер колет глаза, если тёплая газировка режет и жжёт нутро, если вся прелесть мира вдруг подходит к тебе с серпом и ножом, — значит, ты вспомнил себя. Если на отчётливую карту местности наложить групповую семейную фотографию, Ярославль, 1939, у дедушки всё ещё две ноги, — что скажут тебе потом эти мелькающе-сумасбродные деревья, дороги и дома, сердитые чугунные ворота, помеченные на карте карандашным крестом? Мы хором говорили слово «память», надеясь вспомнить — какого оно цвета? — но думали только о грустной ноге, которая, кажется, всё бродит над немеркнущим миром. Остались только последние волчьи радости, записываемые в тихий блокнотик, — остывающий ужин, задумчивая прогулка среди парковых сосен и всё то, что будет потом.


        ВНУТРИ СЛОВА «МЫ»

        Терпеливо трепетавший в ожидании ласковой расправы, внимавший словам, едва успевавшим превратиться в запахи или шелест опустевшего сада: так быстро потемнело всё вокруг, что не разобрать — обморок или финал, или триумф — или простая ошибка беспамятного почтальона. Над синевой ночи уже зрело одно настолько существенное, что в одинокой глубине бульвара забулькало что-то, имеющее непредсказуемые размеры и едва ощутимые последствия. Обычный больничный ужин, печёный песок, полголовы собаки, леденец-петушок, — съел с аппетитом и ждал сигнала к отбою, чтобы попасть наконец в чаемую пустоту. Терпеливое томление, скрывавшееся внутри слова «мы» — гласила записка, найденная поутру у ног распростёртого аборигена.


        С БРИТВОЙ

        Не хрустело на стыках, перемежающих осколки терпения: выйдя на улицу — с острой, как бритва, бритвой, — вуайёр, наблюдающий вивисектора, видел слепые следы людей, распределившихся в позах камней вдоль взлётных полос, а после — приснился себе синичкой, лиской и кошкой. Ласково, удушающе-сладко, — почти как раскраска с атрибутами гардероба, как раскалённые клювы щипцов, проглатывающих мальчишеские тестикулы: прекратить чепуху вожделения, свить гнёзда, склеиться в стайки, стать невидимым, стихнуть. Когда зубы сжались до хруста; когда над всеми, кого ты любил, взошло игрушечное чёрное солнце; когда забавы милого мира прошли над твоей головой тенью тех пенных слов. Когда весь вечер — струи шампанского, брызги салютов и конфетти — в честь оборотней и убийц, в честь вурдалаков, садистов и кровопийц, в память о прожорливо чавкающем «вчера», когда А. и В. невзначай очутились под одним одеялом... И т. д.
        Глянул в зеркало — и срезал постылое личико.


        ТОЛЬКО ГОРОД

        С кем говорит белизна листа в тишине последнего городского опустошения? — лёгкий холод падающего облака, дрожание ветки и чернота топкой земли, — проезжая мимо всего, проносясь в поезде и самолёте, не заметили, как стали счастливее мёртвых, а теплота слов стала горчей укуса пчелы и легче кругосветного путешествия на каноэ. На фигуры города — глядели глазами заблудшего почтальона, на обилие снега, хлеба и слов, на обломки железных дорог, на груды холодных крючков и домов, — пока Капитан Пиздец с простреленным попугаем в кожаном рюкзаке и добрейший Капрал Бесконечность с недельным запасом протезов из лучшего дуба, ступив на пологий порог, не сообщили, что города больше нет.


        НЕСБЫТОЧНЫЙ ПЕЙЗАЖ

        1

        Рассеявшиеся вдоль взгляда осколки оледеневших смыслов, — доктор в маске тигра, потаённое кипение корневищ и твоя надушенная записка о нежном креме, кофейных ложечках и невзгодах эмигрантского гардероба. Терпеливо кутающийся в темноту персональных переживаний, мучимый затверженной шуткой или лаской тревожного взгляда, — осматривал опустевшие улицы города, битые камни, растрёпанные жалюзи магазинов, растерзанные овощи рынков; испытывал сочувствие к раненым, всё больше напоминавшее жажду насилия. Это похоже на развесёлую французскую песенку, где в каждой букве спрятан невидимый чикатило.
        «А теперь потрудитесь вспомнить самый счастливый момент Вашей жизни».

        2

        Звук густой и глухой, — грохот значений, лишающихся присутствия, под который кружатся в пляске все утратившие растерянность. Кто говорит эти слова невидимым голосом в одинокой темноте, лежащей над тихим и несбыточным пейзажем? кто видит полёт этих слов над местами славы и торжества? Не выходящее пьяное слово, а такое, как если бы букв не существовало, — и вереницы пустот окутают пение жертв: пирожные и моллюски, женские талии, шляпки, животные в гримах людей, портрет съеденного путешественника, вспухшие от крови больничные тряпки, серый воск покойницких лиц, — подойди и приласкай!
        Чем ещё объяснить эту нестерпимую жгучую радость?


  предыдущий материал  .  к содержанию номера  .  следующий материал  

Продавцы Воздуха

Москва

Фаланстер
Малый Гнездниковский пер., д.12/27

Порядок слов
Тверская ул., д.23, в фойе Электротеатра «Станиславский»

Санкт-Петербург

Порядок слов
набережная реки Фонтанки, д.15

Свои книги
1-я линия В.О., д.42

Борей
Литейный пр., д.58

Россия

www.vavilon.ru/order

Заграница

www.esterum.com

interbok.se

Контактная информация

E-mail: info@vavilon.ru




Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service