Ars Magna
Клемен, с дрожью
Что есть магия, ты спрашиваешь
в полутёмной комнате.
Что есть ничто, ты спрашиваешь,
выходя из комнаты.
И что есть человек, выходящий из ничего
и возвращающийся в комнату в одиночестве.
Плач вампира
Вы, все вы, вся
эта плоть, громоздящаяся
на улицах, вы
моя пища,
все эти глаза,
покрытые гноем, как у того, кто
никак не проснётся,
смотрящие и не видящие, жаждущие
бессмысленной пытки другим взглядом,
все вы —
моя пища и мой
внутренний ужас — быть отражённым
только в этих стеклянных глазах, в этом
тумане, где бродят мёртвые, — вот
цена, которую я плачу за свою пищу.
Человек, который ел только морковь
Человек, который ел только морковь,
даже ночью не мог сомкнуть глаз,
раскрытых в пустоте, как два маяка,
и всё смотрел, смотрел
человек, который ел только морковь.
Человек, который ел только морковь,
бродил по полям, сражаясь с кроликами,
искал свою несчастную морковь.
Человек, который ел только морковь,
боялся света, боялся
этого солнца, что обжигает, преследует и настигает
посреди морковного поля,
и жил
в тесной
и тёмной норе,
лишь изредка выходя оттуда
на поиски моркови.
Человек, который ел только морковь,
был способен на кражу и на убийство,
и говорят, он избавился от жены
из-за одной морковки.
Человек, который ел только морковь,
появлялся вечером, в час моркови,
и днём, и ночью, и слушал,
как сумерки призывают к нему морковь.
У человека, евшего только морковь,
были рыжие волосы и длинные
клыки, чтобы
лучше кусать морковь, и
длинные ноги, чтобы быстрее бегать,
ведь он боялся людей ещё больше, чем солнца, —
вот каким был человек, евший только морковь.
Притча о словаре
Одно слово отсылает к другому слову, одно значение
к другому значению: значение простирается подобно
светлым волосам дамы на берегу,
которые касаются кораблей и моря.
И слово, чтобы не умереть в другом
слове, становится пеплом.
Человек умирает: мой брат, моё подобие,
которое отсылает к другому подобию, поскольку категория
человека универсальна и простирается подобно
волосам, дотягиваясь до самых звёзд.
А на могильные плиты светит луна, и
собака лает, когда человек умирает.
Спросите собаку: Что есть безумие? —
и она пролает три раза.
Но вернёмся к проблеме смысла:
он, согласно Дао, ускользает из речи, следовательно,
значение — не фигура речи.
Единственное означающее — это смерть, которая,
говоря языком структурализма, есть важнейшая
речевая фигура, поскольку является словом Божьим.
Пеликан плюёт в мой рот, и рыба жаждет
в моих руках: согласно словарю, «жаждать —
испытывать жажду», подобно собаке, которая лает.
Я вспоминаю, что однажды Антонио назвал меня
Хамфри Богартом, человеком «в пустом плаще», как
он написал в одном из стихотворений в книге, посвящённой
его возлюбленной, Ольге, чьи волосы простираются по бумаге.
* * *
«тот дикий лес, дремучий и грозящий»
Данте. Ад (пер. М. Лозинского)
Если не сейчас, то когда я умру?
Если не сейчас, когда я потерян, пройдя
до половины земную жизнь, и
спрашиваю людей, кто я и
что есть моё имя, если не сейчас,
то когда я умру?
Если не сейчас, когда воют волки у моей двери,
если не сейчас, когда воют волки смерти,
если не сейчас, когда моё имя будто бы
упало мне под ноги, и бьётся, и спрашивает
у Бога, зачем я родился: если не сейчас,
то когда я умру?
Территория страха
Одиноко пауку в паутине страха
одиноко, и сражается паук со звёздами страха
и поёт, поёт паук песни страха,
например, такие: страх — это
женщина, идущая босиком по снегу,
по снегу страха, которая молится, просит на коленях у Бога,
чтобы не было смысла, чтобы
смерть прошла по улицам обнажённая,
предлагая себя и протягивая руку, чтобы
нас отвести в Страх.