* * *
мандарины: дело пошло к зиме
то же самое о хурме
один пишем, а два в уме
ничего в тебе важного нет канат
умозрения грязно-бел
ты уютная комната, где сократ
оставаться не захотел
* * *
слоговой палиндром исполин тополин
линтопо в зубы бах лимпопо
попалим
попалим райком и сельпо
слева севшие камыши алкалин
справа поле и в нём ни души
попалим
будет мять горевать разносить в кислород
и деметра цементный загон
прободит просыпаясь и вся оживёт
будет гром палиндром перезвон
* * *
играли Бокасса с Амином в городки и кегли
городошною битою подгребали угли
жаловался Амин распоясались в море рыбы
у Бокассы печально подрагивали губы
да и люди не понимают недокормлены не созрели
будут потом говорить какую страну просрали
* * *
И вот мы
выросли из неуважения
И вот мы выросли
из неуважения к древнему механизму
к древнему демону
как хотите
И вот мы доросли
до победы над невнимательностью
(Окружаешь себя, окружаешь.)
* * *
Звёзды из поезда звёзды из самолёта
танец маленьких лебедей
то ли синиц
птицы на баскетбольном мяче
катят его, подпрыгивают
утром прощальный
танец маленьких снегирей
улетающих за горизонт
в театральном разъезде
* * *
«Децл и вопросы языкознания», — можно было шутить тогда, не особо задумываясь о смысле слов, ни за одно из них не отвечая. Ничего такого сейчас не скажешь, облекая всё в невзрачность плодов или ягод, по которым о мощности корня не посудить, извне о крепости косточек не сказать, о воинственной способности к размножению не сделать вывод.
Но что теперешние плоды: тогда слова, будто гости, умели загадить дом многозначительностью, прилипающей к стенам; хозяева влажной уборкой; но мыслящие пылинки безразлично бились за приз на фабрике серых карликов — угол, щель, куда никто не достанет.
Что им сейчас до парламентарной возни — скучно им выйти и разлететься, сообщая детям, что люди занимаются сексом, умирают в мучениях, обманывают, предают, торгуют наркотиками, не являются проекциями благих помыслов верховной власти; дети и так узнают, а пыли ничуть не важно,
сколько будет затрачено лет. Как блестящей под микроскопом смеси спор, перевитков, на отдалении — лишь единению служебных слов, ничевоков, — вообще проявлять интерес? И не по чину, и, кроме того, если им что-то и интересно (назовём это так), — это скрывать свой фокус
разграничения на семёрку ясных цветов, от каждого до фазана, медленные, но эффективные волчки Перельмана — вот наконец завелось, запустилось, — вращение их неспешность, и отсутствие белого — неизбывная видовая погрешность.