* * *

И пока во дворе варили асфальт, творили землю из ничего,
Плавили режимные города, жаловались на усталость металла,
Мировая гармония говорила с миром через него,
А потом перестала.

Вышел из дома — через квартал старая липа ещё жива,
Беглый трамвай делит минуты со всем возможным стараньем.
Без гармонии, кажется, стали точней слова,
Ритм совместился с дыханьем.

А дыханье вместило бензиновый и яблочный дым,
Розовое низкое небо, тоннель в бывшем овраге,
И мировая гармония плыла за ним,
Удивляясь при каждом шаге.

* * *

А в облаках стоит трезвон на сто тридцать шесть сторон,
Поскольку там пролетает домой Нефер-Неферу-Атон,
Чьему дыханью ангелы внемлют, останавливаясь на крыле,
Жена, прекраснейшая в Двух Землях, а значит, на всей земле.

Ветер идёт поперёк вселенной, согласовывая времена.
Елена? Какая ещё Елена — есть город и есть война,
Зеленеет вал противопожарный, до сирены восемь минут.
Потом архивы из Тель-Амарны расскажут, как нас зовут.

* * *

Ящерица гаттерия обитает в одной норе
С двумя птенцами буревестника, родители оба враги народа.
Она давно не впадала в спячку, в том времени, что на дворе,
У неё осталась одна отрада — литературные переводы.

Птенцы разевают жёлтые клювы, пасть буржуйки уже темна,
Еда, дрова, прописка, жилплощадь, да и учиться им тоже надо.
Ну а вокруг, что неудивительно, опять чума и война,
А непосредственно в этом городе — чума, война и блокада.

Допотопная шаркающая походка впору улицам — такая стоит пора,
И опасность сверху можно узнать быстрей, чем подскажут и слух, и разум, —
В небо, туда, где аэростаты, зенитки, прожектора,
Ящерица гаттерия смотрит третьим, затылочным глазом.

Щурится, не моргая, на прерывистый свет,
Расстояние до звёзд всё длинней, дорога странна, темна и пустынна.
Гаттерия сегодня не вымрет — в столовой дали двойной обед,
Вполне приличное первое и кашу из казеина.

Унесла домой и кормит птенцов, всё записывает тщательно и всерьёз,
Цены на хлеб, живых и мёртвых, колебания мирового эфира,
И только никак не может вспомнить — такой ли стоял по ночам мороз
В те дни, когда кузены гаттерии правили этим миром.

* * *

А над Петербургом, бестолково судьбу кляня,
Пролетает ночами чёрная простыня,
Ей хочется пахнуть крахмалом, мыться в тёплой воде, не иметь когтей,
Ей не нравится летать, воровать детей.
В старом квартале, где у колодца самое дно,
Девочка-девочка распахивает окно.
Где-ты-где-ты, чёрная простыня,
Прилети под окошко, услышь меня,
Помнишь, лето, жара, второй пионеротряд,
Мне тебя рассказывали не помню когда назад.
Моя тень велика и колеблется на стене,
Мне необходимо летать во сне
Над стеклянной рекой, над сутолочной строкой,
Над капризной сеткой, музыкой городской.
Но не держат меня ни весна, ни крылья письменного стола,
Все моря во мне и вода моя тяжела.
Отзовись, я не сплю и в лёгких туман коплю,
Прилетай ко мне — и я тебя постелю.