* * *бедненькое дитя ветер забыл тебя с тех пор ты здесь бедя (сея беду) сведя все прорехи и пустые ответы в одно как выглядит ребёнок ветра оставленный у остановки прозрачны глаза, никакого цвета ветхонькие обновки кто сведает его ветхие лета когда все лёгкие лета облетают (не все облетели) пока выцветают циновки повешенные на небо вдали можно угадать его у земли * * *
В пластиковой Таре не оживает дух музыки живой, и в бумажной тоже. Скажет арфа: когда жила я, я была, как ты, живая, Может, даже тебя моложе. Арка выпустит на свободу: вот-де улица дождевая — трубам петь в такую погоду. Не походная, вождевая музыка проводит меня сквозь воду. Вот раковина сторожевая: стой, стой, спи, спой, а не спишь, так гласи со мной, — доносится из другого города, от другого поводыря, без провода, к нам здесь не относится, вмуровано в землю по другому поводу. А то будто бы можно обрести жёлоб водосточный, шумящий — нестыдных жалоб, возле б дождь, веселяся, шёл, об вещи плеща и сыпясь, шалый, и к тому ж в подарок бесшовно — ну, прекрасную жабу. Это было бы очень просто, ну, а так-то — куда угодно — мостовой или сводом моста — свободна. * * *
И легкострастные тела воздушных шариков растут на нитях дождь из-за угла а дождь слегка на стёкла сдут легонько чёлкою со лба а нить его была толпа дождинок слабые они когда-нить сохнут и в тени но нет здесь слов «дождись», «дожни» а стёкла настигает дрожь та что горячие тела с себя с секунду отрясла тому назад — что не они и ветреная спеет рожь а шелест слышится испла- менённых только что письмён что чёл огонь — и до угла но верезг здешнего стекла — не вереск что из-под знамён взошёл на поле боевом ещё лежавшем наяву.
|