Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
 
 
 
Журналы
TOP 10
Пыль Калиостро
Поэты Донецка
Из книги «Последнее лето Империи». Стихи
Стихи
Поезд. Стихи
Поэты Самары
Метафизика пыльных дней. Стихи
Кабы не холод. Стихи
Галина Крук. Женщины с просветлёнными лицами
ведьмынемы. Из романа


Инициативы
Антологии
Журналы
Газеты
Премии
Русофония
Фестивали

Литературные проекты

Воздух

2011, №4 напечатать
  предыдущий материал  .  к содержанию номера  .  следующий материал  
Автор номера
Стихи одного года

Михаил Айзенберг

* * *

Слух неразборчив, или ушная полость
ближе к земле тянется к анонимам:
между шумов их говорящий голос
передоверен самым необъяснимым.

То ли вода тянется к водосборам,
то ли берёза воздух берёт обратно.
И ничего, что отвечают хором.
Хоть по складам, а всё равно нескладно.


* * *

Холодный камень блёстками оброс,
и воздух в темноте снимает мерку,
но не на наш — на великаний рост.
И снова снегом засыпает сверху.

Смотри, куда нас время привело —
к невидимой версте и снежной яме,
и в очередь за тем, кто меж тенями
ещё способен отдавать тепло.


* * *

Удача тем, кто, ниже на вершок,
из-за спины выглядывал у старших.
Отставшего и случай бережёт,
и время добавляют для отставших.

Вставать за теми совесть не велит.
Ни чести их не зная, ни обиды,
перенимать их встроенный магнит
и делать вид, что мы видали виды.

Кому важна отставших правота,
им недосуг заглядывать туда,
где наших ни длины, ни глубины,
и никакие виды не видны.


* * *

Он почти не следит за игрой,
но сбивается редко.
Как всегда провисает, с дырой,
волейбольная сетка.

Полагается летнему дню
любоваться закатом,
а уклад не гниёт на корню,
если корень обкатан.

И вечернее солнце к игре
наклоняется низко.
И в смоле на янтарной коре
загорается искра.

На прощанье земля молода,
а жара щекотлива.
И в ладонях скребётся вода
жестяного разлива.

Рукомойник гремит бубенцом,
окликает отставших.
И опять начинается сон,
призывающий старших.


* * *

Вот земля, что легла как свинец
на своих, на острожных,
не упала на меч-кладенец,
задержавшийся в ножнах.

А теперь из травы забытья
привстаёт, невредима,
говорит, что и ты не судья,
и она не судима.

Нагревает полуденный шёлк
неоплатного долга.
Чтобы всё запечатать в мешок,
есть сосновая смолка.


* * *

Сон идёт за человеком,
изведённым в никуда,
словно талая вода
вперемешку с тёмным снегом.

Их когда-то сдали в хлам —
всех увечных, безголосых,
что на остров Валаам
укатились на колёсах,

на подбитых костылях,
на подкованных дощечках,
в чёрных сгинули полях,
потонули в чёрных речках.

Вот и в памяти черно.
На пиру у людоедов
сладко хлебное вино.
И живи, его отведав.


* * *

Стёкла нового патрульного
протирает чёрной ветошью,
а сама из Долгопрудного,
чуть подправленного ретушью.

Но дитя её пристроено,
и пальто её на вешалке.
И уже на постороннего
не глядит глазами беженки.

Только лестница-чудесница,
не ущелье и не улица,
мелкой сволочью беснуется
и никак не перебесится.

Поперёк себя расшатана
злая цепкость бестелесная.
И теперь без провожатого
ей нельзя, она не местная.

Спит одна в холодной комнате,
чёрной ветошью замотана.
Никогда её не вспомните,
не увидите. Но вот она —

на ближайшем повороте вы
на неё глаза не подняли.
Это я стихи о родине.
Это если вы не поняли.


* * *

Ни следа на разводе суглинка,
успеваешь стереть отпечатки,
но всегда остаётся пылинка —
чья-то тень на обводе сетчатки.

А ещё на лице паутинка
прилепилась на долгую память.
Набегание нервного тика
не убавить, ни шагу прибавить.

Невидимка нам делает знаки,
за спиной объявляется снова.
Мы не спим. Выправляем бумаги
и свидетеля ждём подставного.


* * *

По стене идёт, змеясь,
нам, прохожим, непонятна,
рун игрушечная вязь,
проступающих как пятна.

И недетская рука,
выводящая угрозы,
речь не делит на слога,
пропускает в переносы

не других, а нас с тобой,
появляющихся в виде
смутной рожицы кривой
из настенного граффити.


* * *

Сегодня воздух как на сборах,
чуть переложенный снежком,
а по дворам бездымный порох
гуляет свежим порошком.

Озон мешается с тревогой,
гниющей в глубине души.
Она и в тишине убогой
не спит, считает этажи:

как, пустоту одолевая,
в подземный город без огней
уходит шахта лифтовая;
как воздух тянется за ней.


* * *

Не попадаться б на глаза
глядящему на нас с экрана.
Одна магнитная слеза —
подменной радуги растрава —

в работных светится домах,
ежевечерняя рутина,
чтоб хоть какая-то впотьмах
жизнь завелась, как паутина.

____________


Не так ли?.. Ясно, что не так.
Идёт, не подавая знака,
никем не уличённый мрак,
ублюдок тютчевского мрака.

Ему дорога на Москву,
там силу чувствуют в бастарде,
готовом к новому броску,
но задержавшемся на старте.

____________


Ожившей тьме хватает рук
прицелиться куда попало,
почётный замыкая круг
по следу Земляного вала.

Но окружённая Москва
в экранном отблеске косматом
по удалённости родства
себе приходится сарматом.

____________


Людские скачут табуны
напоследях кривого гола.
Ночной огонь из глубины.
Ночные выкрики футбола.

Непрояснённые тела
желаний, миру неугодных,
едят из одного котла
с тенями вымерших животных.


* * *

Как записки легли к изголовью
эти годы. Ещё запиши,
что тогда занимались любовью
мы почти на лету, как стрижи.

Эти годы, никто не учил их
застывать на лету, на бегу.
А листками в бесцветных чернилах
я ещё поделиться могу —

как ходили с пустыми руками
вызывать стеклотару на бой,
только б выжать из воздуха камень
и на нём утвердиться стопой.


* * *

Не выходит хмель, прилипает грязь
и уже не делается лечебной.
Но заходит музыка, становясь —
не свисти, народ! — отходной вечерней.

А тебя поднимет ночной звонок
послужить не сторожем — санитаром;
наступает паника со всех ног
на паркет, залитый горячим варом.

А на том конце краковяк играют,
набирают номер сто раз подряд,
но не помнят, что́ они набирают,
и не знают, с кем они говорят.


* * *

Одна из тех, кто мечен чёрной меткой
и виден на просвет издалека.
Мрачна, дика 
и с вечной сигареткой.

Но только после первого глотка
пробелы отзываются оглаской
и выходки её черновика —
движением под набелённой маской,
смятением, стирающим черты.

И, гневное, лишается окраса
её лицо — китайская гримаса
в зарницах из подкожной темноты.


* * *

День заходит как заочник,
полон памятью и сном.
Снова многого захочет,
если двинется умом.

Час пройдёт, и позабуду
опрокинутую взвесь.
Я не знаю, кем я буду,
и не знаю, кто я есть.

Говорит со мной утрата,
как у ямы на краю.
Но и я скажу когда-то,
только в очередь свою:

Безголосы, слепы, глухи
иногда приходят дни,
где одни летают духи,
мухи чёрные одни.

В ручеёк играют бесы.
Но всему своя пора:
из-за облачной завесы
пробивается ура.


* * *

С этим сказочным размером
мы в плену у небылиц,
и в неясном свете сером
бледный вид у наших лиц.

Никуда себя не спрячем
на страницах наших книг,
разве образом бродячим
загородимся на миг.

Только буквы на бумаге
разлетаются как дым —
шлют невидимые знаки,
машут вестникам своим.

В ясном воздухе долинном,
у излучины речной
посылают исполином
чудо-облако за мной.

Рядом шумные стрекозы
с человеком на борту
чертят тайные угрозы,
набирая высоту.


ИЮНЬ — ИЮЛЬ

Наша родственница ящерица
выползает на припёк.
На спине её двоящийся
мелких искр поясок.

С расстояния такого же
я и сойке бью челом —
чину синего околыша
на изгибе плечевом.

Ну а ты, такая кругленька,
в серо-бежевом плаще
сверх карминного нагрудника, —
ты малиновка вообще?

____________


Вот и жди, когда распустятся воздушные тиски.
Шоколадницы, капустницы ленивые броски

пропускает неудачно опустившаяся сеть, —
ведь не так ей озадаченно полагается висеть.

Вся она жарой прихвачена, продырявлена уже,
еле-еле обозначена на воздушном чертеже

ле́са зыбкими границами и на листьях без числа
задрожавшими частицами светового вещества.

_____________


Гусеницей стать немыслимо,
бабочкою — не резон:
дня в разгаре шелковистого
накрывают картузо́м.

Вся крылатая беснуется
ослеплённая братва.
Кто же к ним, болезным, сунется
с пожеланием родства?

______________


Что-то лето убещур.
Ночь, как полдень, перегрета.
Мошек, бабочек сумбур —
буря мглой в стакане света.

Заблудиться ли душой
в их светящейся метели
после пляски небольшой
с бабочкой в одной постели?

_______________


Скрипы во́рота воздушного,
слышу, снова завели.
Но томленье не нарушено
с пухлым облаком вдали,

мелкой заводи откосами,
где, сверкая как слюда,
ярко-синими стрекозами
улыбается вода.


ИЮЛЬ — АВГУСТ

Мяч, подлетающий с отскоком,
искрит на метр от земли,
когда её пробили током,
природным жаром допекли.

Из глубины идущий провод
протянут поверху в длину.
И это всё хороший повод
начать холодную войну.

_____________


Деревья в серых балахонах
накрыты белой пеленой,
и от берёзовых ольховых
не отличает едкий зной.

Но в мире слепнущем, бесцветном
мы не жильцы, жильцы не мы.
Когда нагонит южным ветром
к нам ядовитой полутьмы,

одной тревогой внутривенной
всё проникается: беда! —
и ради молнии мгновенной
переплелось, как провода.

______________


Покажется, что белый свет протух,
пожарами подземными пропитан.
Завален город дымом ядовитым,
слежавшимся, как тополиный пух.

Но мы надеемся: горящая земля
кого-то пощадит, и незаметно
распустится воздушная петля.
Надеемся на перемену ветра.

______________


Там за окнами черно
наглухо закрытых спален.
Воздух кучами навален,
и не видно ничего.

Пахнет брошенной пекарней
и сгоревшим молоком,
с каждым вечером угарней
свет, обмотанный платком.

Календарная химера
усмехается не зря:
это лето без примера —
время без календаря.

______________


А по ночам случаются нередко
здесь бабочки с ладонь величиной.
Пугает их зловещая расцветка
за чёрной маской бледностью мучной.

И ящерицы в прорези глазные,
и ястребиный глаз на высоте
по-разному увидят, как лесные
гадюки пробираются к воде.

А что земля, как приоткрытый ящик,
в другое лето выпустит на нас?
О, только бы чудовищ настоящих
поберегла, оставив про запас.


  предыдущий материал  .  к содержанию номера  .  следующий материал  

Продавцы Воздуха

Москва

Фаланстер
Малый Гнездниковский пер., д.12/27

Порядок слов
Тверская ул., д.23, в фойе Электротеатра «Станиславский»

Санкт-Петербург

Порядок слов
набережная реки Фонтанки, д.15

Свои книги
1-я линия В.О., д.42

Борей
Литейный пр., д.58

Россия

www.vavilon.ru/order

Заграница

www.esterum.com

interbok.se

Контактная информация

E-mail: info@vavilon.ru




Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service