Космополиты смотрят футбол

Чемпионат мира
привлекает внимание
желающих посмотреть
на стройных юношей
и красивых крепких мужчин
разных племён и народов
и даже, не побоимся этого слова, рас.
Космополиты в восторге:
как хорош мир!
Как много в нём
стройных юношей
и красивых крепких мужчин
разных племён и народов
и даже, не побоимся этого слова, рас.
Даже непонятно,
думают космополиты,
почему среди футбольных фанов
так много расистов, нацистов
и противников нелегальной иммиграции.
Даже непонятно,
думают космополиты,
почему среди футбольных фанов
так много любителей пива и более крепких напитков.
Но вполне понятно,
почему среди расистов, нациков,
противников любителей пива и крепких напитков
тоже встречаются
более-менее стройные юноши,
красивые (если слегка зажмуриться) и ещё довольно крепкие мужчины
разных, что забавно, племён и народов
и рас, рас, точно.
Космополиты не удивлены.
Космополиты выключают телевизор,
ложатся спать,
и им снятся
синие,
красные,
двоякодышашие,
фиолетовые,
трёхногие,
четырёхпалые,
камнезобые, полорогие, ангелоликие
футболисты и футбольные фаны,
неотличимые в своём непостижимом многообразии
друг от друга:
мускулы и смекалка
    (Сражаются и несут потери континентальные армии),
опыт и мастерство
    (Гибнут галактики, совхозы и биржи),
цилиндрический мяч
    (Танцуют бог Шива и украинский талант Антонина Засурская),
двенадцатимерный стадион,
на котором стоит
судья Равшид
с облачком хлопка в волосах
и свистит,
потому что сириусяне
сделали венерианцу коробочку.

(Счастье страшней доброты)

У одного человека
была тысяча антеннок.
Одна женщина говорила ему,
что даже если бы половина антеннок сломалась,
он бы не смог никого обидеть.
Это было неправдой.
Он, как и более-менее все,
за свою жизнь обидел более-менее многих.

Если проблема, скажем, в приёмном тракте
или, чего доброго, в схемах обработки сигнала —
в общем, в голове,
тысяча антеннок вам не поможет,
они становятся временно бесполезны.

Увы-увы.

А так, а так
антеннки просто мешали идти напролом, как танк.

И дело страдало.
И даже страдало тело.
Он чувствовал многое,
но многое много хотело:
кричало, тонуло, молчало, мычало, рвало.

Вот если бы как танк, думал он.
Даже если бы ни антеннки не уцелело,
может, что поважнее бы произошло?

Свободное падение существ и нравов

(Ощущать себя живым,
чувствовать себя человеком —
одно ли это и то же?
Я ощущаю себя живым,
когда ничего не делаю:
бегу по лесу,
жду чебуреки в кафе «Дубки»,
пью чай,
гляжу в глаза насекомых.
Я чувствую себя человеком,
когда работаю,
мычу за пластмассовой клавиатурой в бетонной квартире,
складываю и вычитаю деньги,
рыдактирую фиоритурный журнал.
Иногда это смешивается,
и тогда я
вспоминаю родственников,
говорю несколько «мяу» соседке Асе,
пытаюсь писать стихи
и понять:
ощутить себя живым,
почувствовать себя человеком —
не одно ли это и то же?)

(Хочется полежать)

Хочется продолжать.
Хочется проложить.
То ли дорогу к звёздам,
то ли соломки между собой и землёй.
Под «собой» понимая тело,
под «звёздами» — свободное общество всеобщего оргазма,
а под землёй...
Под землёй всё хорошо:
там поезда и деревни,
Пастернак и Заболоцкий,
Гагарин и сельдерей.
Корни, листья-то на свету.
Можно даже сказать, на небе.
Трудятся и оргазмируют.
Впрочем, оргазмируют, скорее, цветы.
Им хочется продолжать,
а надо завязывать
(питательны и мясисты плоды петрушки,
маленькие коричневатые семечки
лета и смысла).

У мужика, заглянувшего в урну, такая же дублёнка, как была у меня

Я подстрижен, как изгородь.
Во мне есть ягоды и листья,
Но больше всего многообещающих веток.

Стоит декабрь.
Вернее, убегает
(31-е число).

Под домом вырыли
Огромную яму.
Недоумённо кричит галка.

Степенно ходят грачи.
И улыбается девушка,
Не стыдясь плохих зубов.

2

Рабочие, служащие,
Крестьяне на коммунальном рынке

Осуждают мороз без снега.
Азербайджанцы подвозят товар:

Турецкий гранат
И костариканские ананасы.

Хурма «королёк»
Светится в лучах заходящего солнца.

Пыльного, но надёжного,
Как картошка по восемь гривен.