|
Коль скоро эта рубрика предполагает частную лирику, то вот: мне всегда весело, когда производятся отклики на те или иные тексты Драгомощенко (далее — АТД). Ну, это чисто реакция моего организма: для меня тут в принципе нет речи о рецензировании на тему, что́ да как в нынешней последовательности его слов. То есть, так тоже можно, но рецензент сообщит что-то лично о себе, это уведёт смысл мероприятия в его частные зоны, ну а там уже privacy — прямое воздействие текста произошло.
По мне, АТД производит очередные предъявления некой сущности, относительно которой — имея в виду формат её представления — можно даже сказать, что она поэтическая. Хотя, per se, это просто отдельная сущность, которая теперь сделала себя видимой в таком-то виде. Но абсурдно оценивать, скажем, лётные качества некой пташки, исходя из того, на какую ветку она села в данный момент — когда её, собственно, и заметил оценщик.
Это был первый пункт про АТД. Момент складывания упомянутой сущности произошёл неизвестно когда (для меня, конечно). Уже в «Борее» в конце 80-х, а уж тем более в начале 90-х (там же) было ясно, что эта точка, то есть сущность, — уже тут. Онтологию я не застал, но без неё, кажется, не обойтись. Так что, рассуждать обратно — теоретически плюс здравый смысл, банально предполагаю, что такая сущность возникает из авторских воззрений, его склонностей автора, особенностей характера, темперамента и организма в целом. К этой основе обязаны добавиться практические опыты по проецированию сущности в печатный вид. Что, конечно, корректирует её саму. Совокупность enlightment'ов, необходимых для данного дела, опустим как тривиальность.
Сам автор вряд ли может способствовать развитию процесса, хотя тот и происходит при ясном целеполагании. Автор, конечно, понимает, что́ должно быть. Для него, конечно, это всякий раз ограничено очередным текстом, хотя здесь и не серия разовых актов, но длительность, развивающая сама себя. И она не может лишь наращивать кодекс текстов. Они обязаны во что-то превратиться.
Что и происходит — это будет вторая точка. Она делает автора as is отсутствующим всякий раз, едва он соотнесётся с ней — с точкой, в которую сошлись весь его опыт, все предыдущие креативы и т. п. Здесь автор, не отличимый на письме от этой сущности, всасывает в себя-неё всё, что требуется для того, чтобы не просто обозначить своё наличие, но обжиться в этом качестве. Она использует любой материал, который можно позаимствовать из окружающей (как милой, так и дурной) текучки.
Все эти items получат внутри неё своё место, которое не соотносится (не обязано это делать) с контекстом, из которого их извлекли. Они не будут на входе как-то специально проинтерпретированы, но войдут туда как элемент, требуемый уже там, внутри неё. Бутылка вина, вошедшая в человека, уже не соотносится с виноградарством и способами доставки продукта до стакана пьющего.
Тогда достигается третья точка: этой сущности уже ничего больше не надо. Она реализовала свой проект, превратила исходную точку в нечто осязаемое мозгом. С ней — в том пространстве, где она живёт, — не сделается уже ничего. Её можно дополнять, но сущность висит где-то уже навсегда, а дополнять и украшать себя она может в деталях. Она, конечно, не застыла в исходном виде, поскольку со временем меняется её положение относительно той жизни, откуда брались её элементы. Для той поляны она всё время будет становиться другой, не делая для этого ничего. Тексты АТД двадцатилетней давности сейчас действуют иначе, хотя они ровно из тех же букв и снег продолжает не менять направление ветра, а первый трамвай снова лязгает. Только личный опыт читателя тут ни при чём, ведь он никогда не будет таким умным, чтобы всё это сосчитать.
У АТД эти периоды произведены давно, так что с тех пор есть уже и четвёртый, и пятый. Четвёртый, например, такой: обладая отдельной планетой, можно действовать уже и на других — даже по правилам этих других, но сохраняя своё происхождение. Для поэта это может быть проза, для прозаика — беллетристика, как-то так.
Если тут подумать о читателе, то именно этот период для него важен. Да, предыдущие — тоже, но этот уже не требует от него адекватной образованности и наличия склонности к ощущению сущностей сверх необходимого ему в быту. Здесь уже возможно даже внекультурное восприятие: на этой стадии транслируется уже чистая свобода быть где угодно, в любом качестве, являться там — в любых условиях, обстоятельствах, при любых ограничениях — самим собой. Не так, что стараясь оставаться самим собой, а для этого и делать ничего не надо. Она, сущность, или же машинка её здешней реализации, уже не нуждается ни в контексте, ни в читательской компетенции, потому что при чтении она создавала всё — с тем, чтобы далее изменять себя.
Возникшая (шаг 1) и созревшая (шаг 3) сущность действует уже вне родных окрестностей. Она может быть где угодно, отсутствуя там своей онтологией, будучи там чужой, но ей-то уже какая разница? Это шикарная штука: вроде, что-то чисто бесплотное — на деньги того места, где АТД оказался в данный момент, — но ведь и совершенно не нуждается в этих деньгах. Вот «Тавтология», вышедшая весной в «НЛО». Не я один её так ощущаю, но и автор, раз уж он открывает её так: «Меня распределили боги по многим местам, имеющую много пристанищ, принимающую множество форм. Ригведа. Х, 125. Гимн Речи». Это оно и есть.
Ещё надо уточнить про речь, для чего следует вернуться на одну позицию. По человечески-то самое главное (имея в виду антропоморфные объяснения) третья фаза. Пойнт в том, что какие-то такие вещи происходят, продолжают происходить. Странно ведь, зачем на свете всё ещё появляются умные люди, социум уже вполне мог бы без них обойтись: если так, в среднем. Их качества излишни для социального присутствия. Вот так и эти истории от АТД: они появляются, хотя какое общество сформировало тут запрос на них?
Кто скажет, почему АТД пишет именно то, что он пишет, — и как пишет, разумеется? Логических, прагматических оснований такого письма в окружающей действительности не существует. Но основания этого письма существуют и активны. Вот у него там Ригведа — это же не так, что он следует Ригведе, это просто одно и то же.
Так что если кто-то и обходится без сложности, то сложность всё равно существует. Это не вопрос выбора, её нельзя выбрать или выстроить намеренно — она как-то сама делает это, и всё. Все эти трансмутации опыта, появление новых смыслов — машинка работает. А уж как эта наглядная реализация собственного отсутствия в местных фишках и свобода могут быть поняты лицами без соответствующих опций — их проблема.
Так вот, о речи: это уже давно не словесная история. Понятно, что только максимально возможный уровень языка даёт возможность машинке действовать уже из-за его пределов. Сыр букв мел (АТД, «Настурция как реальность»). Так что в-четвёртых вот это, а в-пятых тогда будет просто делать такие штуки, которые уже влияют на остальных, не имея в виду влиять вообще, просто по факту.
Факт тогда будет в-шестых: если сложить от «во-первых» до «в-пятых», то всё это, конечно, правильно, но что-то не сходится. Семантически недостаточно. Всё это — расписанное по стадиям — почти фэйк, поскольку эту штуку — эти штуки АТД — никто, кроме него, сделать не мог. Не было бы... чего именно? Дефиниции сбоят, они же предполагают общие случаи, тиражируемость. Вот были бы мы тут китайцы, тогда просто: вот, новый иероглиф, который означает ровно то, о чём пишет АТД. А так — ну что же поделаешь, когда это не словесная история, пусть и исполнена словами.
К чему должно относиться всё тут сказанное? К тому, что возникнет при чтении подборки; к тому, что не имеет ни вида, ни облика, но вот теперь начнётся.
|
