ФЕВРАЛЬ

*

Чёрный собор. Чёрное спасение. Чёрные черти. Синее небо.
Чёрная дверь. Белое окно. Белая Мария. Чёрный младенец.

Чёрный Мужчина. Чёрная дева. Зелёный пастырский посох. Белая фабрика.
Чёрная труба. Чёрная глазурь. Чёрные деньги. Белый труд.

Чёрная культура. Чёрный дракон. Чёрный фонтан
сверкает, журчит чёрная вода, льётся чёрная кровь. Чёрные головы.

Белая фабрика выплёвывает чёрных рабочих. Синие глаза. Чёрные глаза.
Чёрные стеклянные цветы, видна золотая надпись на чёрной стене.

Мы её читаем, белый лист, чёрный дым. Дождались белого дыма.
Чёрный понтифик. Чёрные крестовые походы. Белые окна. Чёрные граффити.

Чёрные статуи. Белая кожа сверкает, белое полотно,
белые комнаты. Я прикасаюсь к свету, не помня, что он во мне.

*

Белый город. Чёрные холмы. Зелёный лес. Чёрные вулканы.
Белый купол накрывает чёрную гору, чёрный базальт — зелень.

Чёрная ратуша. Чёрные машины. Чёрный полицейский участок дожидается белых машин.
Развевающееся красное, развевающееся белое, развевающееся синее.

Обычные люди. Обычные преступники. Белые перчатки.
Сверкающие стёкла. Белые двери. Чёрные офисы.

Зелёная плесень. Чёрные каменные ступени. Чёрные деньги. Чёрная одежда поверх
красной одежды. Чёрная ночь накрывает зелёную ночь, белую кожу — чёрная ночь.

Белый снег. Чёрные холмы. Белый город. Белую радость,
белую кожу, сияние накрывает простыня.

*

Глаза движутся. Я знаю, что́ именно женщина сейчас видит.

Она изучает бумагу, выдаёт пакет, она меня не видит.
Я её вижу. Я не вижу своего лица.

Рот приоткрывается, когда я смотрю на мужчину,
который смотрит на меня с удивлением. Я не вижу своего лица.

Я смотрю на себя, который смотрит на мужчину, который смотрит на меня
с удивлением. Издалека. Что-то видно. Узнаваемое.

АВГУСТ

Гуго Симберг. Раненый ангел

Обыкновенно ангелы уносят нас; но тут всё по-другому. Мы вместе разглядываем
картину, на которой — ангел; мальчики в чёрных костюмчиках уносят
его на деревянных носилках куда-то сквозь пустынный ландшафт; он весь
сник, белая повязка съехала ему на глаза. Он не знает, что его ждёт. А я
знаю: мальчики нашли его лежащим среди камней; белые крылья
перепачканы кровью; и вот они несут его к людям. Мы с тобой несём
ангела, который держит в руке белый цветок. Ты в ужасе. Ты не желаешь
знать, как мы застали врасплох эту девочку и почему мы завязали ей
глаза. И что́ она не видит. Ты не желаешь знать, куда уносят тебя ангелы.

Рене Магритт. Сын человеческий

Он стоит на фоне стены, спиной к морю, не видя его. Руки опущены; он
не может не чувствовать, как всё здесь пропитано запахом морского
ветра. К его лицу притиснуто яблоко. Он не пытается отвернуться или убрать
его прочь, только пристально смотрит перед собой на этот вплотную
притиснутый предмет. Яблоко лишает его возможности что-либо
видеть. Я хочу помочь и съесть его, но боюсь, что он будет ослеплён тем,
что с яблоком невозможно ничего сделать. Что мы переживаем
решающее мгновение. Что человек может стать деревом, а дерево
человеком. Страшно, но это может произойти. И он заговорит на
языке корней и соков; хлорофилл будет липнуть к одежде, соль
к листве, ветер — к кирпичного цвета галстуку.

Марк Ротко. Без названия

Мы не пугаемся, когда подходим к картине, как если бы мы блуждали в
долине теней смерти, и вот вышли на простор, подошли к тающему красному
облаку или к незнакомому окну. Это мираж, говоришь ты: и это окно, и это
облако. Я хочу, чтобы он поглотил меня. Прикоснулся ко мне, как женское
платье. Но он не прикасается, этот холст, покрытый красной краской: ты
хочешь проверить, нет ли за ним чего, но кровавое облако ведёт нас по
долине среди теней смерти и говорит: «Перенесённые на плоскость
формы уничтожают иллюзию и обнажают истину». Это задевает меня за
живое, покрытая красной краской голая поверхность застаёт меня врасплох, её
тишина настолько абсолютна, что вокруг слышится гул. Но существовало ли
это кровавое облако. Или это окно. Объясни мне: я требую объяснений; но
облако не отвечает. Мы окружены темнотой, облако не исчезает: я уверен, что
оно прикасается к нам, думаю, что я мог бы вспомнить, кем когда-то был.