* * *Бродить по улицам, собирать слова.
Долго жевать, шептать.
Засы́пать землёй, запустить в небеса.
Прогнать сквозь горло и змеевик.
Поджечь. Хорошо горит!
Собраться с духом, выдохнуть, выпить.
Набраться смелости, дать пригубить другим.
Смотреть: кто-то бледнеет,
у кого-то сизым становится нос.
Вот, зарумянился кто-то — с этим
к богу в гости идти.
* * *
С пьедестала жизнь представляется
месивом, горизонтальной массой.
Бронзу не трогают жар, слеза, холод.
Летом она покрывается плесенью,
зимою — снегом. Ни усталости,
ни снисхождения. Словом,
памятники меня не узнаю́т,
за своего не держат,
ибо смотрят в такую даль,
в такое прошлое,
где уже ничего не меняется,
ничего не изменишь.
И слава богу.
Вот и сам я, врастая в землю,
не отличаю себя от себя.
* * *
Скрипит лыжня. Заботясь о здоровье
и чистом доме, двуногие прогуливают
четвероногих друзей. Те, естественно, лают. Чинно
коляски разъезжают. Слышен, естественно, плач.
Белки, само собой, шныряют по снегу
в поисках осенних запасов. Бомжи,
раздевшись до ватников, практикуют для сугрева ушу,
изредка выпивают для поддержания идентичности.
Раньше рядом было Ходынское поле,
удобренное кровью раздавленных насмерть.
Теперь, естественно, выросли небоскрёбы,
похожие на могильные камни
с подведённым к ним электричеством.
Большая африканская война
Голые люди не пишут историю:
зной, чернила мешаются с потом,
оставляя разводы на прожитых облаках.
Сжевав банан, запивают из лужи, бьют в барабан,
жмут на курок. А дальше — как выйдет.
Стынет труп, чтоб не было жарко.
Как тебя звали, браток? Жизнь
уходит в песок. Его много. Лягу
рядом, подвинься чуток.
Женщины, конечно, завоют в чёрный
лобок, но тут же замолкнут —
скоро рожать. Детям вредно
в ухо кричать. Могут оглохнуть.
От мяса родится мясо. Без вариантов.
Юбкой взмахнёшь — и всё, понесла.
Как тебя звали, дружок?
Ты ведь сына хотел,
завершая свой марш-бросок?
* * *
Если говорить об объёмах, пресная вода —
исключение из солёной. Реки, свой путь
в океан стремя, вряд ли его разбавят.
Просто погубят себя. Озёра надёжнее.
Наша земля — не голубенький глобус,
а потёртая карта, травленная зеленью.
Горизонт не уходит,
знаешь, куда приплывёшь, акул
не водится, жажда исключена,
рыбья жизнь полна до краёв. Отчего слеза солона?
Отчего звезда холодна?
* * *
Мы жили у воды и были счастливы.
Дождь сёк пространство на куски,
проглядывало солнце. Приближался
горизонт и снова отплывал на игры
с небом в поддавки. Тьма была жидка,
вязким светом полнилась волна,
бегущая на твердь. Она окатывала разом
узкий человечий глаз, круглила в рыбий.
Я видел глубже — глиняный город стоял
на песке. Ревела: я старше и моложе суши,
всё отдаю тебе, всю дрожь свою, весь йод,
и забираю душу. Вся соль земли хрустела
на костях и капала с щеки. История влажнела
на глазах и уходила в воду с головой,
зыбучие пески оставив за спиной.
|
