ВОЗМОЖНО, САМОЕ КРАСИВОЕ ЗДАНИЕ В МИРЕ Людвиг Мис ван дер Роэ. Павильон Германии на Международной выставке в Барселоне. 1929 год. Бронзовая девушка пришла искупаться, Вежливо кивнула монетам на дне. У неё иголка в стареющих пальцах, Как это бывает на гражданской войне.
Где она скользила, решив приземлиться, Через столько крыш и зелёных вершин, Видела испуг в запрокинутых лицах, Скважину замочную чьей-то души.
Чьих-то голосов полированный камень, Линии судьбы на стеклянных руках — То, что невозможно потрогать руками, То, что невозможно спустить с поводка.
Разве что приснится по дороге в IKEA, Как она увидит такие же сны, Тонкого штыка или бильярдного кия Первые движения сквозь кожу стены,
Будущего времени патронные гнёзда, Линии прозрачные курток и шуб, Чудом сохранившийся распластанный воздух, Словно непогашенный лежит парашют.
* * *
Душа белил, простая заноза, Случился тост посреди строки — Ещё за будущие морозы Или за бывшие каблуки.
Ты чёрно-белая, только где ты Все краски мира возьмёшь и съешь? Подружки ловят свои букеты, У них предложный всегда падеж.
Как время завтрака и обеда Спешит по жизни с высоким лбом, Всего от барышни до кобеты Пробег по лестнице к вам в альбом.
Холодный город глядит с подножек, Сегодня будет второй звонок. Здесь был его перочинный ножик, Уже накрытый чужой спиной.
ЧЕТЫРЕ ПИСТОЛЕТА
1.
Он пистолет, а ты балерина. Он подумал, ты повторила. Пусть биограф его героини Вспомнит фамилию или имя.
Разве ты знала, когда ловила, Спускаясь в Монмартрскую котловину, Где живот, а где пуповина? Его такой же, и с половиной.
В городе твоего пистолета Целая улица птичьих клеток. Сейчас он выключит ваше лето, Выбросит ключ и пойдёт налево.
Когда ты любишь — дрожишь, как заяц, Когда не чувствуешь, замерзаешь. Вот сидишь посредине зала, Такая серая и с глазами.
2.
Это я у него в колесе Вишу, разъятая топором. А мне сегодня 10 и 7, Нужны два принца или король.
Вот перевёртыш мой неземной, Вот рубашка, и все равны, Только кожа ко мне спиной, Он рисует с той стороны.
Там его детское далеко Бежит на парусные холсты, Стоит, как девушка, босиком С лицом изломанным и пустым.
А с этой долго летала я В небесном зеркале пополам, Жила на дереве, как змея, Выйти на улицу не могла.
* * *
Двери лишатся своих задвижек, Дом уплывёт на своих мышах. Ещё бы ангел в зелёной жиже Дал посмотреть, как ты хороша.
Сначала на зеркало капнет пена, Потом сверкнёт неизвестно где. Там перед церковью пять ступеней, Твоя душа в солёной воде
Желала себе молочные ноги, Закрыла глаза и сочла до ста В предчувствии лёгкого шва двойного, Сухого дна на конце шеста.
* * *
Близкого неба латы, Тёплого камня лапы. Как хороши хвосты их, Мисочки их пустые.
Как ты удачно замер С линзами и глазами — Тянутый хлеб на ужин, Ласковый мех наружу.
* * *
Твоим ногам не хватает пары, Руки держат четыре каната. Вода полосатая, травяная В бассейне с каменными стенами. Скажи, что ты человек Леонардо, Когда сойдёшь с речного трамвая.
СТЕКЛЯННЫЙ ДЕНЬ
Она прочтёт и решит заплакать, Решит сердиться на частый невод. Какой красивой бывает мякоть, Когда сожмут половинку неба.
Какой пугливой бывает кожа Уже прозрачней листа бумаги, Когда плывёт по реке прохожих Знакомых лиц до смешного мало.
Они содержат песок и воду, Их город смог поменять местами — Все эти слипшиеся в хороводе, Все пригнувшиеся под мостами,
Что так любили проверить почту, Отдать конверты чужому морю, Как ходят рыбы скользить по строчкам, Залезть на дерево за кормою.
БУМАЖНЫЙ ДЕНЬ
Так оборачивал бутылку, Когда стыдился пустоты. Стекала влага по затылку, Смотрели в щёлочку цветы,
Как дождик гонит барабаны, Как ниже уровня воды Весна с картонными зубами Поймала зябнущий кадык.
* * *
О странностях наклона головы Художники поспорили на спичках, О том, что среди листьев и травы Всегда стоит случайная лисичка,
О том, как любят голуби и львы Попасть на туристическое фото, Где город объясняется в любви, Ведёт свою весёлую охоту.
* * *
Я встретил город с пушистым сердцем. Его вода на дне полотенца, Его иголки на коже карниза Ловят крылья, которых нет.
Это не птицы, а те, что снизу, — Они владеют Тибурской мызой, Носят мелкий песок на спине.
КОМНАТА ЯГУАР
Вот сидишь четыре глаза Посреди случайной фразы. Тем, кто вынырнет не сразу, Эта нота не видна. Что ж Вы, птичка! Клюв разжался, Сыр в листве не задержался, Опрокинулась страна.
Вот Вам плюшевое ложе, Вот Вам крылья подороже, Вместе с вешалкою кожа Для придуманных причин, Чтоб прийти к Петру Святому, Словно облако пустое На упавшие ключи.
Вот промокшая до нитки Убежавшая улитка, Бесполезные визитки, Телефонная труха. Вот он сыплет, сколько влезет. Что за дождик по железу, Что за клювы впопыхах.
КОМНАТА МАЛЕНЬКОЙ СОБАЧКИ
Нам стало поздно убрать со лба, Нам видеть сны бесконечно рано. Бывают выше глаза собак, Чем даже люди по дну экрана.
Вот нарисованный путь назад, Всегда по двое в одном абзаце. Когда решишь, что закрыл глаза, Она решит тебе показаться.
И будешь бегать от всех земных В своих одеждах смешных и зябких И долго ждать у чужой стены, С которой смотрит твоя хозяйка.
* * *
Митя меня познакомил с Димой и Татой. Они на его картине — двое хвостатых, За две недели забывших Москву и Питер, Голых, схлестнувшихся, смазанных маслом литер.
Диме хочется первым схватить поживу, Как цирковой змее с часовой пружиной. Тата уже придумала всех, кто снятся, А он всё пытается выгнуться и приподняться.
И Дима сказал: «Зачем нам лицом ко тверди? Мы же с тобой не надписи на конверте. Лучше будем в самых павлиньих позах Целую жизнь лететь впереди паровоза».
Тата в ответ: «А давай разыграем в лицах, Как можно просто подпрыгнуть и остановиться, Насколько красивым бывает горячий воздух, Даже когда идёт в свисток паровозный».
* * *
Из Неаполя часто ведут поля До хозяйской буквы в углу платка, До лесного и горного короля, До его стеклянного молотка.
Вот желанье паруса и весла Поддержать невидимый потолок, Вот его невесты кошачий глаз, Вот его солдата медвежий лоб.
* * *
Мы считали себя островами, Потом деревья стали дровами, Потом по городу, как по льдинам, Они перевёрнутые ходили.
Есть в достатке небесной пыли, Даже если тебя утопили. Так пловцы протыкают воду, Держат крылья за головою.
Это лодочник с длинной спичкой С высоты, что зовётся птичьей, Видит солнышко под водою Мокрый снег на своей ладони.
Это мы, которые снизу, Вместе тонем в мокрых кулисах, Так же смотрим на стаю рыбок, Так же держим свои перила.
ФОРУМ ЦЕЗАРЯ
Приду кормить в четыре утра, Чтобы вывести из-под удара, — Пушистая бархатная хандра, Моя незнаемой масти дама.
Здесь пробудившийся медный бык Звучит по-товарищески фальшиво, Как две ионические трубы С зелёными пятнами на вершинах.
Когда ловцы городских пустот Смогут доехать сюда от вокзала, Один солдат с коротким хвостом Посмотрит на солнце его глазами.
* * *
В день рождения некой дамы Прямо в парке накрыли ужин, Вручили плавающий подарок — Место недалеко от мужа,
Всё, чем только они владели, Эти застывшие кавалеры, Над крышами города-новодела Вставшие на одно колено.
Гордая бронзовая Анита. В самом первом пустом вагоне Пусть он едет с катушкой ниток, Пусть не будет за ним погони.
* * *
Хранятся градусник и позвоночник Вместе с крыльями запасными. Это сотня блестящих комочков И что обычно бывает с ними,
Когда летают, чтобы разбиться О невидимую границу, — Крошки, шерсть домашних любимцев, Бывшие будущие ресницы.
* * *
Вот рисует судебный художник В небе свободное молоко. Как засыпающий зимний дождик, Оно может хрустнуть под каблуком.
Вот в небе свободное молоко Вокруг отпечатка одной из лун. Оно может хрустнуть под каблуком, Как мирное время на мокром полу.
Вот улицы выгоревший обломок Земле оставленной вопреки. Его судебные рыболовы Тянут с обеих сторон реки,
Чтобы действительно не уплыл В свою средиземную пустоту Из стронциановой и белил С золотой монеткой во рту.
БЕРЕГИСЬ ПОЕЗДА
Пока он длится, смешной и громкий, Ждёт цепочка из непохожих Ангелов с разным типом коробки, Разным цветом холодной кожи,
В разрывах между сплошных касаний, Где шахматный заяц стоит под боем, Как фотографии бывших самых Со светлыми пятнами на обоях.
* * *
Среди бегающих с полным патронташем, Угощающих друзей карандашами, Ждущих праздника во внутреннем кармане Все на свете перелётные Наташи Представляют себя белыми мышами, Посетителями клетчатой бумаги.
С ними солнышко, как целая гинея, Путешествует по буквам и пробелам С паутиной на плечах или погонах. Разве видишь фиолетовое небо, Перемешанное с розовым и белым, Подбежавшее к багажному вагону.
* * *
Решат остаться, я помогу им. Сейчас одна догонит другую, Прыгнет длинная на часовую, Споёт весёлую костровую.
После вздрогнет и лоб наморщит, Будто пальцами на замёрзшем Ищет растаявшие опоры, Рисует яблочных и краснопёрых,
Которые в будущем или случайном Оставят горячие отпечатки, Как голос кофейного автомата, Как пощёчина или помада.
* * *
Она закусит долькой лимона, Вытащит мел из бывшего моря, Мел из раковин бывшего моря, Рыхлых, как будто шкура лимона, Белых, как сахар на дольке лимона На берегу пожарного моря.
Бывает, реки делят районы. Вода имеет стены, проёмы. Словно раковины-медальоны, Окна и двери со вкусом йода, Те, которых видел Иона Со дна пожарного водоёма.
* * *
Бывает дорого и мило, Как нам, помноженным на два, Игла, разлучница винила, Сестра пустого рукава.
Когда под слоем нафталина Влюблённый вертится валет, Я тоже падаю в малине, Как воздух в левом корабле,
Как все внимательные сту́пни По уплывающему льду, Когда страна моя доступна Четыре месяца в году,
Когда сидел с высокой спинкой И стал похож на стрекозу. Мы все железные опилки, У нас тяжёлое внизу.
* * *
Если буду растить бороду, Как у всех твоих бывших ребят, Если выскочу я из города, Как выскакиваю из тебя,
Для всех случайных парашютистов Это будет особый случай: Сколько снизу злобных, когтистых, Я полагаю, даже колючих.
УЛИЦА ТАССО
1. Бергамо
Вот идёт, которую видел Лёгкий всадник, смел, зверовиден. Ему приснился с моря, из Дона, С правой руки, за последним домом
Звонкий, бронзовый, полосатый, С бедного каменного фасада Дух ниспосланного ножа С неба до третьего этажа.
2. Флоренция
Где-то там находилась Троя В длинных замшевых сапогах, Пешка, вышедшая из строя На два шага,
Впереди слонов, королей, ферзей Коротко стриженная снежинка, Взвода любовников, роты друзей, Полка сослуживцев.
3. Рим
Барсук сидит под деревом, которое сгорело. Там смотрят облака на командира батареи, Где бывшие стихи, как Дон Жуан и Лепорелло, На местном диалекте с бугорками ударений,
Влюблённые охотники с оленем на капоте, Их тени мимолётные на парусной работе, Летающие спутницы трубы или фагота, Что в этой части города лишаются колготок.
ПЕРЕД АМЕРИКОЙ
Они идут человеческим лесом, Похожим на непроявленный город, Где никто не курит после эспрессо, Поскольку нет ни того, ни другого.
Пицца, где твой дружок томат? Только желание, имя трамвая. Там будет стоять и держать карман Губастая музыка духовая.
Это случилось до открытия сигарет, Поиска правды в картофельных винах, До плаванья на железном ведре В землю из двух смешных половинок.
Много позже семейные рецепты Проткнут им жизнь, как подушку игла, Заполнят улицу, дом и церковь, Будут глядеть из каждого угла,
Как будто в конце земного коридора Врезали форточку в пыльное окно. Об этом не станцует Святая Феодора, Не напишут белка и колонок.
Целая страна из табака и помидоров, Сладкая, как трофейное кино.
НЕЖНЫЙ НОВГОРОД
Когда пассажиры все на мосту, Уже скользит по воде пастух, Ещё лежит последняя Маха, У пароходов крылья растут, Рвут обёрточную бумагу.
Каждый охотник желает знать Разбитое зеркало и сквозняк, Где сидят его семь патронов, А барышни ловят случайный знак, Тусклый свет жестяной короны.
Только река, хозяйка холста, Небесного блюда, на нём хвоста, Целого паводка мелкой монеты Боится Канавинского моста, Поскольку за ним ничего нету.
НЕПРАВИЛЬНЫЕ ПЧЁЛЫ
Пока не дышат судьба и почва: Шарик — это воздушная кочка, А ты летишь в воздушную яму, Вокруг тебя уже рвут баяны. Твой был самый красивый баян. И самая первая яма — твоя.
|