Воздух, 2010, №1

Дышать
Стихи

Охота

Игорь Булатовский
К МОТЫЛЬКУ

                                       уже летает мотылёк

                                               В. Комаровский

                                       ужели тает мотылёк

Под огнём темно́-зелёным шарящий
шариком светлым ночным,
боевой, не мой, немой товарищ
всем товарищам своим.

Не луной, так лункой забирающий
последние все лучи,
чтоб туда ещё, ещё туда, ещё
донести своё «молчи».

Шестикрылой меленкою мелящий
«немые восторги» свои,
жерновком-колёсиком умеющий,
колесничкой (или, и).

К этим дугам, наживо придуженным,
под это горючее дно,
вот утащит кто - в окошко южное,
незакрытое окно.

Вот кто жёрновом всплывёт под самые
размолотые пузырьки
всякого дыхания, лица его, -
растолкованной муки.

Колесничий немый, Немо именный,
растолкуй на немом языке,
двадцать тысяч «или» или «и» одно
в том последнем пузырьке.

Дай мне повод, поводок, поводие,
точнеющий поводырь:
немый за язык немого водит
посреди словесных дыр.

Проведи, последние расходуя,
точкой-в-начале, той
за которой хоть в огонь, хоть в воду я -
отстающей запятой.


ОХОТА

Чужая музыка - собаке,
родная музыка - тебе
не оставляет звуков, знаки
блестят, как слюни, на губе;
и эта тишина собачья,
и эта тихонькая чушь
вдевает в слух мизинец зрячий
и поворачивает чуть,
и отворяет все подсказки -
и шорх, и шарк, и скрип, и треск,
и знаки, не боясь огласки,
немного прибавляют блеск,
и ослепляют губы проще
простого - жаждущей воды,
и те пускаются наощупь,
целуя жаркие следы,
что всех дороже в бездорожье
к лицу приближенной земли,
чьё изголовье, чьё изножье -
сплошные у́гли и угли́;
и так бегут, не поспевая
молчаньем за молчаньем, так
бегут, углы соединяя
сквозной звездой, за знаком знак,
пока во тьме своей, во мраке
своём влажнеет на губе
родная музыка - собаке,
чужая музыка - тебе.


-И-

                                   Е. Ш.

На губах у крови - кровь
или, может, пара слов...
Слов не вытянешь из них,
даже если на двоих,
не возьмёшь с них ничего
для себя для самого,
только ветер остуди́т
их последний первый стыд -
взять последнее себе,
что осталось на трубе,
что пока ещё тепло,
что с ладоней не сошло,
самый лёгкий лёгкий груз -
Эли. Мой. Завет. Союз.
 

ЧИТАЯ В ЛИСТЬЯХ

Читая в листьях, как в сердцах
под фонарём в руке чужой,
читаешь только, что в сердцах
они мотают головой,
многоголовой головой,
и каждой мокрое лицо
горит само, как «сам не свой»,
чужому фонарю в лицо;
они расплаканы врасплох
на клочья лба, и век, и щёк,
и каждый клок - последний клок,
и клочья губ шуршат ещё,
и говорят, и говорят,
но фонарю не видно слов,
он освещает всех подряд,
но всюду светит между слов,
и те твердеют о своём
на дне коротких частых ям
древесным каменным углём,
чуть-чуть блестящим по краям,
и этот блеск чуть голубой
стекает каплями сюда
и повторяет за тобой:
беда, беда, беда, беда...


* * *

Высохнет воздух на рубезка́х
и опустит свою ладонь...
Вот и согрелся (в пустых-то местах)
у этого слова - «огонь».

Как подошёл к твоему костру,
так и уйдёт от него...
Вот и продрог (на пустом-то ветру),

так и не взяв ничего.





Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service