Воздух, 2009, №3-4

Глубоко вдохнуть
Автор номера

Стихи

Виталий Пуханов

* * *

В школу набирали мальчиков с двенадцати лет.
Учили улыбаться.
Большие губы, подвижное лицо — обязательны.
Рост не имеет значения.
Ежедневные упражнения: вверх-вниз, вверх-вниз,
Едва заметные движения уголков губ.
На уроках почти не разговаривали.
Учитель зачитывал на экзамене «Пир» Платона
Или «Антигону» Софокла.
Могли прозвучать Гари и Кутзее.
«Отлично» не ставили никому.
Пять ошибок — «два».
Переэкзаменовка.
Вместо летних забав: вверх-вниз, вверх-вниз
Уголками губ.
И книги, книги.
Читать, улыбаться.


* * *

Благодаря видео на YouTube
Все узнали, что я урод.
Я, конечно, узнал последним.
Слава Богу, быть уродом не преступление.

Пойду в "Связной". Положу на телефон.
Прикуплю памяти.

Лет через десять на YouTube
можно будет прослушать телефонные разговоры.
Мне придётся признать, что это мой голос и мои слова.

Лет через двадцать на YouTube
начнут транслировать мысли.
Я прочитаю свои последним и ужаснусь.

Позже, позже каждый желающий в онлайне
Сможет смотреть, как я разлагаюсь в земле.
Медленно.
Или сгораю в печи.
Быстро.
Но я этого не увижу
и потому никогда не узнаю, что умер.

Я буду верить, что красив, как бог,
Что голос мой как шелест листвы,
И мысли мои светлы, мудры и бессмертны.
И мы ещё встретимся на YouTube.


* * *

«Mein Kampf» я так и не прочёл,
Хотя купил задорого.
В печи не сжёг. Жалел о чём,
Когда дрожал от холода.

О чём она? Зачем она?
Я никого не спрашивал.
И много зим без сна, без сна
В себе её вынашивал.


* * *

Мой друг Серёжа сел за драку.
Аркадий в морге. В неглиже.
Максим завёл себе собаку.
А я завёл себе ЖЖ.

Пойди пойми, что мы не братья,
Четыре здоровенных лба:
Такие разные занятья,
Такая близкая судьба.


* * *

Двое в комнате живут.
Двое в комнате умрут
В день один, как обещали.
День ещё не назначали.
Звон посуды, стук сердец.
Чтоб вы сдохли, наконец!

Мы обедали по-русски:
Пили водку без закуски.
А потом решили спеть —
Не сумели утерпеть:

В коммуналках, в мышеловках,
Топоры живут в духовках.
Их оттуда достают,
Головы туда суют.
Голубым моргают глазом,
Поперхнувшись сладким газом.
Справа «бом» и слева «бом»:
«Дзень», и переехал дом.


* * *

Раз в году майор Федоскин
Посылает всех в пизду.
Забивает в окна доски,
Уезжает в катманду.
Под луной прохладной ночью
Мажет глиной отчий хлев.
По кустам стреляет точно,
Где рычит знакомый лев.
Скорпион его не жалит,
Не кусается змея,
Он прошепчет, уезжая:
«Катманду, любовь моя».
За Уралом о берёзки
Точит когти злой медведь.
Присягал майор Федоскин
Здесь служить и умереть.


* * *

Злой олигарх пришёл в твой дом:
В подъезде дверь сломал.
Перила вымазал говном,
Орёт на пап и мам:

«Чтоб в лифте стареньком нассать,
Я годы шёл во власть.
Могу все стены исписать
И лампочку украсть!»


* * *

В доме пять, в подъезде шатком
Параллельный вход в метро.
Мимо ходят люди в штатском,
Улыбаются хитро.

Открывается с рассветом,
Ездит летом и зимой.
Не купить туда билетов,
Нужен с грифом проездной.

Виртуозы-диверсанты,
Мастера двойной игры
Отправляются десантом
В параллельные миры.

Сквозь дремоту, под зевоту
И урчащее нутро,
Едут, едут на работу,
Как все люди, на метро.


* * *

                  Михаилу Айзенбергу

Не у тех мы здесь учились
И лечились не у тех.
Не на тех потом женились:
Боли больше, чем утех.

На чужой тропе толпились,
Умилялись красоте.
Мы старались, мы стремились,
Просто были мы не те.

Не на мраморе-граните,
На сырой земле стоим.
Извините, извините,
Извините, говорим.


* * *

Ничего, что жизнь пройдёт —
Завтра будет жизнь другая:
Новая, недорогая,
Новый год три раза в год,
В спальне женщина чужая.
Водка яд, но сердцу йод.
Жизнь пройдёт, и — заживёт.


* * *

Есть слова, что на заборе
Не напишут никогда.
И не крикнут в чистом поле,
И не выскажут в глаза.
Им детей не учат в школе,
Их не знает даже мент.
И ни в радости, ни в горе,
Ни в какой другой момент,
Ни на кухне коммунальной,
Ни в окопе, ни в избе —
Слово «экзистенциальный»
Не услышите нигде.


* * *

Слабовидящие, слабослышащие, слаболетающие,
Слабопереходящие границы между мирами —
Объединяйтесь в общество инвалидов.
Боритесь за свои права.
Требуйте установки пандусов
Между мирами, между небом и землёй,
Между собою, какие вы есть,
И собой, какими хотите стать.
Общество оценивается по его отношению к инвалидам.
Инвалид всегда прав.
Инвалидом становится каждый,
Кто хочет того, на что не способен.
День его — мучительное воспоминание о невозможном.
У нас социально ориентированное государство.
Государство — это ты.
Твой труд — сострадать каждому,
Кто никогда не полетит в космос,
Не выйдет на сцену Большого театра,
Не напишет просто хорошую книгу.
Уступи место в трамвае, на сцене, за письменным столом.
Ты и так счастлив. У тебя дары на дары:
Любовь к неизбежному, радость насущного.
Смерть освободит тебя от трудов и тревог!
Оставайся счастливым.
Помоги другому.
Никогда не становись другим.


* * *

Увидел Париж и умер.
Увидел Лондон и умер.
Увидел Амстердам и умер.
Суета бессмертного человека.
Везде быть, всё видеть,
Нигде не оставаться навсегда.
Люди видят Братск, видят Череповец
И ничего, живут.
Если и умирают, то навсегда
И по другим причинам.
Мечтают увидеть Париж, Лондон, Амстердам
И жить. Но так не бывает.


* * *

Космонавты — лучшие наши люди.
Выдерживают нечеловеческие перегрузки.
Чинят любой прибор быстро и вверх ногами.
Не курят, не пьют, едят мало, протёртое из тюбиков.
Здоровы, всегда улыбаются, говорят только когда спрашивают.
Получают мало. Никогда не жалуются.
Живут в маленьких городах. Никто не видит их жён.
Они — немногословные добрые женщины.
Никогда не плачут, пекут вкусные пироги.
Дети космонавтов послушные и опрятные.
Начинают ждать отца рано утром. Стоят до ночи и не ноют.
Когда видят, кричат «папа, папа» красивыми голосами.
Космонавт может стать хорошим директором детского дома,
Прекрасным сантехником, строгим водителем троллейбуса.
Зачем юных учат на менеджеров, электриков, трактористов?
Нужно учить на космонавтов. Готовить к полёту в космос.
На земле будет больше проку от людей.
Да, не все полетят, но все поверят, станут ждать и трудиться.
Обещайте звёзды, хотя бы обещайте!
Если бы космонавт писал стихи, там не было бы лишних слов.
И каждое било в самое сердце надеждой и радостью.
Вся страна плакала бы. Счастливыми слезами.


* * *

                                            Фёдору Сваровскому

Убегаешь босой от горящей пыли.
Через месяц родители не узнают: негр, блондин.
«А поворотись-ка, сынку».
Ворочаешь красные камни, ловишь фиолетовых пауков.
Годы спустя в университете узнаешь: дело было на Марсе.
Ты думал — это прикрымские степи.
Готовится военная экспедиция.
Остерегайтесь красных камней и фиолетовых пауков.
Устройство души напоминает внутреннюю обшивку корабля.
Отворачиваешь панель «Воздух», под ней панель «Вода».
Отворачиваешь. Не запутайся в проводах.
Далее идут панели «Свет», «Тепло», отворачиваешь.
В глубине панель управления сбросом отходов.
Расположена в самом неудобном месте, ломается чаще других.
Подробная есть инструкция. Разберётся даже ребёнок.
Инструкции по ремонту души написаны давно.
На арамейском, в стыдливых переводах.
Всё можно починить. Было бы желание, время, инструкция.
Прикрымские степи — это тебе не на Марс пешком.
Можешь встретить себя среди красных камней.
Душа должна быть на месте.
Опасная экспедиция.


* * *

Поле бедное, поле русское,
Снега серого намело.
Лишь вороны гуляют грустные,
Да нападало НЛО.
Покосившаяся поленница,
Кабель порванный коротит.
Может, кто ещё не поленится
Поле русское перейти.
Без оглядки, на малой скорости.
Здесь под каждой тебе горой
В рукавицах, с мечом на поясе,
С чистой совестью спит герой.
Так ступай, чтобы кость не хрустнула,
И не трогай металлолом.
Запорошено поле русское
Серым снегом да тихим злом.
Выйдешь в поле, в ушко угольное.
Если совесть твоя чиста,
Выбирай себе место вольное
У ракитового куста.
Чтобы ветви не оцарапали
Воронёный узор брони:
Двухголового шестилапого
Басурманина обними.


* * *

Межпланетная херовина,
Бак для мусора на вид,
Непонятно как устроена,
Приземлилась и стоит.

Сволокут её болезную
И сдадут в металлолом,
И пришельца не побрезгуют
Съесть за дружеским столом.

Минералы в нём полезные
И венерианский йод.
А херовина железная
За цветной металл сойдёт.


* * *

Соколов Иван Демьяныч,
Именитый гастроном,
Кадку с тестом ставил на ночь,
Утром пёк пирог с говном.

Глад ему давно не страшен:
Сталинград, заградотряд.
Воевал за землю нашу.
Знает, с чем её едят.

Дети, внуки навещают.
Всем на вкус — орехи, мёд.
Нарезает, угощает,
А секрет не выдаёт.


* * *

Отец вернулся с войны.
Семья встречает: мать вашу!
Продали свадебные штаны.
Доедаем перловую кашу.

Как ты мог оставить семью и дом?
У жены мигрень, голодают дети!
Их судьба станет твоим судом.
Будут прокляты войны на целом свете.

Жить без отца паршиво.
У него черно в военном билете.
Запускайте скорей пропагандистскую машину,
Пусть гордятся героем жена и дети.


* * *

У роддома юбилей.
У детдома юбилей.
И у дома престарелых
Скоро, скоро юбилей.
Каждому — по сто рублей.
Вышло — миллиард рублей.
Пожалей страну родную
Хоть на несколько нолей.
И меня, прошу, жалей.
Тихо я живу, не ною.
Я не встречу юбилей.
Не побеспокою.


* * *

Смеялись мы над Михалковым —
Какой он старый и глухой.
И Дядя Стёпа бестолковый,
И гимн, как вся страна, тупой.

Дверь отворилась расписная.
Там жизнь. Уставилась в упор.
И весел кто из нас? Не знаю.
А он смеётся до сих пор.


* * *

Однажды заблудились мы, и нас,
Несчастных, умирающих от жажды,
Угрюмый человек случайно спас.
Брели домой под мат пятиэтажный.
Рассказывали после: он маньяк,
Убийца злой, по милицейским данным
Скрывается в лесу. Никак, никак
Не верили. Мы были благодарны!
Детей ему спасённых не зачли.
Кого убил угрюмый наш спаситель?
Когда бы знали имя, то пошли
И мёртвого просили: «Извините».


* * *

Ляжем спать в одной постели.
Married-married навсегда.
Тридцать лет и три недели
Спать до Страшного суда.
Хлеб в обед, свекла́ на ужин,
По утрам молочный суп.
Нам никто уже не нужен:
Есть от холода тулуп,
Есть от голода овсянка,
Есть от сырости халат.
Кран на кухне бьёт морзянку:
«Здесь никто не виноват».
Нас не слышно, нас не видно,
Но однажды дом снесут,
Скажут: «Как же вам не стыдно,
Вы проспали Страшный суд!»
Отчитают за беспечность,
Married-married, ерунда,
И в просроченную вечность
Запакуют без суда.


* * *

Мои сволочи возвращаются с работы.
Выглядят как полные идиоты.
Покупаю куртки, перчатки, боты,
Штаны ватные.
Много с ними заботы.
Лица красные, в каплях краски.
Каски безопасные — головы целые.
Куртки рваные, руки грязные.
Уже пьяные.
Речи несуразные.
Люди мои бесценные:
Мастера на все руки, на все ноги,
На всю голову.
Не дадут умереть со скуки, от страха, с голоду.


* * *

Тыква и кабачок, скучные собеседники,
Но и они — желанные гости.
В октябре рано темнеет,
Ветер выдувает последнее тепло.
На веранде возле самовара
Тыква и кабачок, оба чуть полосатые,
Важно молчат.
Время пить чай с кабачком и тыквой, Алиса.
Свет золотится в конце кроличьей норы.


* * *

Дети мои не узнали голода, страха, стыда, отчаянья.
Не потерялись на вокзале.
Не поиграли казёнными игрушками в детской комнате милиции.
Не прилипали к стеклу больничного окна.
Не сидели под дверью до темноты, потеряв ключи.
Не заблудились в лесу, не глотали пуговиц.
Их не кусали бродячие псы, не жалили осы и пчёлы в язык.
Занозы не гноились в стопе, сбитые коленки не кровили.
Манжеты укрывали тыльную сторону ладоней до середины всегда.
Не просили младших: «дай покататься», «дай поносить», «дай послушать».
Не просили старших: «не оставляй меня здесь», «возьми меня с собой».
Ночные крокодилы и львы не прятались под кроватью.
Плохой отец. Украл детство.
Оставил на милость голода, страха, стыда, отчаянья
Будущей жизни.


* * *

Прежде чем научить любить Родину,
Нас учили любить всё:
Манную кашу на воде,
Кислый серый хлеб,
Тёплое молоко с пенкой,
Стихи Демьяна Бедного,
Рассказы Максима Горького.
Когда тебе десять, это трудно.
Под моросящим дождём, палящим солнцем
Скучно стоять у монумента павшим в борьбе.
Ищи, ищи в себя сочувствие и благодарность,
Ты же хороший мальчик.
Миллион бумажных журавликов для японской девочки.
Миллион красных гвоздик, вырезанных из открыток «С Днём Победы»,
Для Луиса Корвалана.
Загребать чужой жар своими руками,
Радоваться чужому счастью,
Томится чужим горем,
Не помнить себя:
Любить Родину.


* * *

На Севере жила сволочь.
Стояла полярная ночь.
Сказали: сволочи нужна помощь.
И мы обещали помочь.

Волокли топями, буераками,
Себя, как уголь, на край земли.
Лаем плакали, шли собаками,
Но сволочи той помогли.


* * *

Лет до двадцати бил себя по лицу.
Лучше бы это делать родному отцу.
До шмелиного гула в ушах,
Красных звёзд в голове.
Лишними были пуговицы на рукаве.
Но отец ударил меня только раз,
В тот год я шёл в первый класс.
Летел далеко. В крымской пыли
Долго лежал, видел отца вдали.
И сейчас вижу глаза его, сквозь года,
Он сказал: «Не жалуйся никогда».
Что-то в пути пропало, что-то ко мне дошло,
После судьба трепала весело и смешно.
С той дорожной пыли и до сего дня
Чужой не дотронулся до меня.


* * *

Смотрю на сына, какой он красивый, честный, смелый.
Говорю: я тоже был красивым, честным, смелым.
Конечно, я вру. Был некрасивым, малодушным, трусливым.
Отца не было рядом.
Теперь у меня есть право так говорить. Время прошло.
Получилось у сына, могло и у меня получиться.
Кто твой отец? Спрашивает меня.
Бог твой отец, отвечаю. И мой отец Бог.
Я немного похож на тебя глазами, и со спины, когда тороплюсь.
В одном мы схожи суть: страхом быть некрасивыми, малодушными.
Боимся отца.


* * *

Пока не затеял строить дом,
Не знал, откуда руки растут.
Стук молотка вызывал детский испуг.
Кирпич мазался, цемент пылил.
Не пойму, как я раньше жил.
Глядел с пренебрежением:
Мир лежит бессмысленным нагромождением
Ржавых железок, досок, силикатного кирпича.
Язык не отсох: не успел сказать
Слово красное сгоряча.


* * *

Был бездомен, подметал улицы.
Железная логика, деревянная рукоятка.
Улица просторная, прометённая насухо.
Каждое утро, каждый вечер: «ширк», «ширк».
Пять лет.
Когда я поселился в своём доме,
Стоял растерянно посредине комнаты с веником.
Не развернуться: стол, стулья, шкаф, кровать.
Пришлось нанимать уборщицу.


* * *

Мой первый самостоятельно приготовленный ужин
Обошёлся мне слишком дорого.
Дешевле было поесть в дорогом ресторане.
Я купил картошку, морковку и лук,
Макароны, масло подсолнечное,
Мяса четыреста грамм, что-то ещё.
Варил целый час. Получилось дорого и невкусно.
Ел и чувствовал себя дураком.
Потратил кучу денег!
Забыл купить перец, аджику и хлеб.
Много чего не купил.
Каждый день я ходил и ходил в магазин.
Покупал, покупал, а собрать суп всё не мог.
Самый дорогой суп в Москве!
Я отчаялся. Бросил старания.
Времени много прошло. Однажды кончились деньги.
Раз в жизни это случается с каждым.
Суп я сварил. И на следующий вечер опять!
И опять и опять, снова и снова.
Целый месяц варил. Всё никак не кончались
Морковка, картошка и лук,
Аджика и перец.


* * *

Русский поэт, агент мировой закулисы,
Перебивается случайными заработками,
Ночует у знакомых.
Каждый вечер на поэтических чтениях
В одном из клубов ждёт связного из Вены.
Интернет ненадёжен, все слова ключевые,
Даже если напишешь: «Бабушка здорова»,
Расшифруют, обнаружат врага.
Только в гоготе пьяном можно поговорить о деле.
Связной из Вены сам подойдёт.
Пароль: «Мне нравятся ваши стихи».
Ответ: «А прозу мою Вы читали?»
Иногда поэт поднимается к микрофону.
Руки дрожат, но голос всегда спокойный.
Он читает стихотворение. Тема: родные просторы.
Общий смысл: людей убрать, просторы оставить.
Или: люди — говно, просторы великолепны.
Или: вот я один стою на просторах, чудесная картина.
Где же связной? Почему никто не подходит?
Двадцать лет одинокой борьбы.
Силы на исходе, веры почти не осталось.


* * *

Жизнь — лучший подарок. Какие книги?
Древние цари говорили: «Дарю тебе жизнь».
Спасённый падал в ноги, благодарил со слезами.
Древние люди читать не умели. Мало кто слышал о книгах.
Однажды один говорит: «Не нужно мне жизни, подарите книгу».
Что за вещь такая, книга, если жизни дороже?
Так и стала книга лучшим подарком.
Жизнью не осчастливишь, никого уже не одаришь.


* * *

В 1984 году мы сбили самолёт из Южной Кореи.
Погибло четыреста человек.
Мы жалели, жалеем и будем жалеть.
Повезло, на борту не оказалось лесбиянок и геев.
Понадеемся, не будет и впредь.
Нас бы уже замочили,
Мы бы давно истлели:
Мировое сообщество не прощает такие потери.
Крепите мир. Не сбивайте самолётов.
Любите лесбиянок и геев.
Писателей, музыкантов, особенно из евреев,
Берегите от отечественных идиотов.
Ищите прекрасного:
Голубого, красного, инопланетного, инопомётного.
И-го-го!
Бегите лагерно-пулемётного.
Сами пройдём парадом по Красной площади
С транспарантами: «Мы вам рады!»
Коммунисты, геи, инопланетяне, — вы наши хорошие,
Революционеры, умники, безобразники,
Простите обиды старые, за-ради праздника.


* * *

Ваня, постмодернист с девяносто второго,
Антон, юзер с двенадцати лет,
И Валера, гей,
Вышли из горящего бронетранспортёра.
С криками «Мать вашу!» били врага в упор.
Не отступил ни один.
Мёртвых товарищей несли через вражеский лес.
Хорошие оказались ребята.
Родина, ты не права.


* * *

Юный герой, приготовься к смерти.
Это как пробный ЕГЭ, только проще.
Два варианта ответа. Времени, сколько попросишь.
«Да» или «Нет» печатными буквами. Чёрной ручкой.
«Да» или «Нет» — это совсем не сложно.
Всему, где говорят о радости, старости сытой,
О подвиге, под присмотром врачей, объективов, —
«Нет» напиши.
Там, где обещают тебе нищету, болезни, гибель, забвение, —
«Да» отметь.
Никогда, ничего с тобой не случится плохого.
Бумаги отправлены. Дата экзамена неизвестна.
В жизни твоей смерть никогда не станет предметом торга.
Будет смертью обыкновенной, как у деревьев, птиц, людей.


* * *

— Хорошие люди пришли! Предлагают хорошие деньги.
— Послушай себя. У хороших людей не бывает хороших денег.
Все хорошие деньги у нехороших, плохих людей.
Смотрят хорошие люди в глаза людям плохим с уважением,
Вдруг денег дадут.
Плохих людей на земле с каждым годом становится меньше и меньше,
Скудеет земля.
Однажды останутся только хорошие люди на бедной, бедной земле.


* * *

Милый Боже, до чего же
Жизнь хорошая была.
Жизнь хорошая была!
В чистом поле без угла
И в мороз со снятой кожей
Дара не было дороже.
Жизнь одна не подвела.
Отбыла, жалеть негоже.
Ты с неё не спросишь строже:
Жизнь хорошая была.
Сажа дней белым-бела.


* * *

В парке покалеченные ангелы.
Похоже, это бывшие пионеры.
Потеряли книжки, авиамодели, горны.
Путь был долгим.
Серым крошится бетон.
Арматура кровит под дождём.
Если сожмёшь, ладонь станет чёрной.
Три дня не отмоешь.
Побитые камнями. Без глаз, без носов.
Остались только улыбки.
Ангелы не улетят.
Доживут вечность в парке.
Людей они не боятся.
То, что не убивает,
Делает нас счастливыми.
Время такое пришло:
Выживут ангелы и герои.
Улыбнись, выбора нет.


* * *

Будем делать добро из зла.
Дом из воздуха. Хлеб из говна.
Нету войлока, нету льна.
Есть отчаянье, тишина.
Вода горькая. Смерть ряженая.
Безысходность светлая, выдержанная.
Счастье короткое, рыжее.
Сделаем — выживем.







Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service