* * *

Как пророческий трепет чистилища,
Косновеньем Деворы-осины
Ко двору и отцовству святилища
Сны о слётке, но искры — о сыне.

На глазах у пространства, чьи возгласы
Поглощает минута немая,
Пронимаются медленно волосы
Белым пламенем всепониманья.

А под ним вспоминанье, измерклое
Семенами сомненья: по мне ли,
Полю, небо забыть перед зеркалом?..
Из него письмена пламенели.

На исходе дыханья тиха-таки
На постельной клеёнке больничной
Хохотунья-походка ходатайки
За скелетное лоно обыночь.

Поугольно вселённая скиния,
Уколи тридесятые дроби
Не иглой искромётного инея,
Но весёлкой зеркальных раздобий.

Раз уж так, чужедальние странницы,
Как Псалтирь и комета, так просто
Камнеречью сугубой страдалицы
Воспретят прасловесный напёрсток.

* * *

Скрашивать соседством одиночество — бессоницы в ночи
Высшая, острейшая потреба.
Человека, с детства начиная, звездочёт не научил
Вслушиваться, лучше бы негребо:
Острыми концовками прозрачные, протяжные лучи
Скаредно поскрёбывают небо.

Ты же здесь, о Господи, кромешный мой, в Субботу почивал?
Сжился с непроторною породой
Идеальный Автор-Современник, обречённый на провал,
Капитал народа оборотный.
Служки световые, претворённые в домашних приживал,
Чёрною сноборствуют работой.

Трудного безлюдья беззащитные нетщетные плоды —
В-с-ласть — шестокрылатая идея
Из теснин: утишила на царстве безутешные следы
Меж ладоней медная кандея;
Лишь бы из могильного покоя и недельной меледы
Словники воскресли, если б только огласовки, молодея.

* * *

Правомыслие самоутраты: утраты сулят,
Круг за кругом скользя, по луне округлить результат
До нуля глазомеру — голодную рвоту:
Гладомор — пожиратель детей на ржаную вину
Колоска — голосует за выю, как по́слушник-внук
За мышиную скорбь как ночную работу.

Лаборанту грубит, заколочен кончиною гроб,
Лабиринт неотложной больницы, родной гардероб
И мышиный кошмар о телесном уделе:
Забинтованы рученьки, вид суровы́ на главу
Нахлобучен, ослушался мысленно сын, наяву
Вне земли бесконечностью рад — обо мне ли?

Не к столу предложений, а к чёрному хлебу вины
Новогоднего просинца соль из чернил глубины
Чистотелой поталью осенних сечений.
И пернаторесничная — снов ли, моя ли — печаль
Деликатной шульгою с небес досягнула плеча,
И ночная работа ничьих сочинений.

* * *

Новогодью сладкому благодарна страна,
С перебором арфиным ради ауры струнной.
Радуется хором об урожае стерня
С уманью правоверной по-над пращурной урной.

Сто трублений: табор небонаборщика, встарь
Суждено способности освятить суеверья,
Вышел из народа премирный труженик: — Встать! —
Льёт чистилище в душу террориста-еврея.

Краснозём прощупали море, площадь, зенит,
Зубоскальство мумии, кремлеторий отверстый..,
Вакуум трепета в человеке казнит
Солнечная корона над Субботой-невестой.

Счетовод зозулею за учителя Стус,
Кос-Арал то кобза, бо восковеет и фосфор.
Кровь и прах на равных на корабельном посту,
Мачтовый дар — осанка, ось — осанна, Иосиф.

* * *

Берём гербарий..: эпохально полыхнули,
Как мыльнооперный пузырь — за переливы
Фальшивых перлов; прель и пренья политкухни...
Позорить сердце позолотой? — да пошли вы!

Нет-нет, и выйдут чередой трудов напрасных
Мотивы памяти в забвеньи общецелом..:
Играла кровь светоречений красных-красных,
Что справедливость есть на свете белом-белом.

Екатеринки в гриву городу-пожару,
Аэростат раздули страха — то ли плохо.
Ахмет-хана шахтёру-платит-янычару
За ауру шатрами Юлиного Блока.

Порога кровного проситель веролюдный —
Какую пошесть биллионов прочит суд ей.
И наша радость бело-красных революций,
Что наше сердце наизусть проголосует.

* * *

Протяжная песня, кругляк
Дребезжит подаянный о кружечку:
— Басня бродяжная, мы не рабы-де,
Руби Украине угля! —
Окруженье с иголочки жмурику:
Только покойного мир не обидит.

Кошмар угрожает: сойду
В геликоид кишечника, паховой
Грыжей кичащийся. В яблочко Пушкин
С Шевченко эклогу в саду
Маршаку как шарахнут шарлаховой
Молнией — вспышкой мышиной опушки.

Тщеславны, не в счёт, не мертвы
Облака́ возводящих напраслину
Беличьих пругл на вольготно-мирское
Лица́ усмотренье, мечты
Поруганье величья, на ласину
Ядерных числ растворенье морское.

Примарно родному двору,
Океана монетное меево
Клянчат не взрослые, плачут не дети.
Я вышел, идём, не умру.
Оттолкнули оседлых. Смиренного
Мир не заденет, а там не заметит
Адама.