*Я старше всех.
Мне хочется морковки,
и динозавров глазки у меня,
в них выросла зелёная трава
и письменности стреляные норки. Я старше всех.
Вы хорошо одеты.
На голове моей взошла копна
от северных народов до туда,
где Африка моя и, голо-боса,
толчётся в ступе чёрная толпа. Я дальше всех.
Жилой массив. Волна.
Подумаешь и выпьешь из болотца.
Под простынёй застиранной страна
на карте мира спит. Следы зверья
и спермы, многих месячных кровя
линяло-неотстирывае... мы... я...
*
Встать на площади и громко мяукать, оря:
не хочу никаких указаний относительно мастерства,
ни учений, имений, уч. кабинетов с бодигардами у крыльца.
Улечу за высокие горы, за синие реки, их берега,
исчезающие из виду, как и я, как и я
исчезну, сливаясь с ними в одно,
раскидавшись на траве подростком,
лучами в стороны, как звезда. Граффити. Упрусь в ваше небо конечностями четырьмя,
теку горячим дёгтем, солнечным маслом, смазкой
состава Карениной, тормоза́, рельсы перечеркнув
и барочные телеса. Рыбьим мехом кошкины слёзы
накроют, склеют фарфор голубой в облаках,
их наготы стесняясь, команды бесштанной.
Притворюсь котом в сапогах, пока жива,
наивным хозяином, сыном крестьянским, принцем.
Больше без людоедов. Только сено-солома,
ромашка, кашка, пчела.
*
Если выключить музыку,
слышны городские звуки:
дети на перемене, гудки машин, вертолёт,
неотложки сирена, ремонт подземного кабеля,
строительство на углу, в соседнем квартале отбойные молотки,
под окном нецензурная речь, утро бомжа и тройное мяу. Если выключить музыку,
радио, телевизор, мысли,
услышишь свою жизнь, пульс, сердце,
шаги, тело, мытьё рук, вода набирается в чайник
и медленно закипает, помешивание сахарного кубика
по стеклянному дну, прихлёбывание, глоток.
*
Я смотрю в зеркало и знаю, сколько мне лет.
Себе пеняю, не маленькая и пока живая,
а цифра грядёт большая, не до мяуканья, кваканья, кукареку.
Ищешь примеры для подражанья, косишь глаз на корифеев
шестидесятых, они на кладбищах или в больничных койках,
оформили пенсию, инвалидность. Семидесятники
со следами выпитого на их лиц пугают девиц.
Восьмидесятники только выросли и пали-пропали,
взросло поколение, которое мы не произвели,
класс неимущих, святых, песенки их, утят молодых.
*
Я думала, никогда не буду с чужим мужем,
мужем его жены, отцом детей, а была, была. Думала, никогда не жила чужим умом,
ещё как жила-была. Думала, самое главное не наделать долгов,
а жила в долгах, не в шелках. Думала, знаю себя, а не знала,
пифия-дерево, бронза листа, не знала себя.
*
Вот сижу в углу, зачем-то пришла
слушать круглый стол под названием «Биология души».
Нейро-врач, психоаналитик, писатель-биолог
и женщина-священник, афроамериканка, доктор
теологических наук. В зале белые, чёрные люди
и евреи, похожие то на белых, то на чёрных людей,
смотря с какого угла. И если душа есть физическое тело,
это всё равно, говорят, тем более не значит, что Бог есть.
Если, говорят, есть такое место в теле или в мозгу,
где всё собирается в горстку, в комочек дышащий,
в пух, в дух, что с тобой отлетает или не отлетит,
то, они рассуждают, это тоже не означает, что Он есть,
хотя куда же тогда душе отлетать. Тут цап-царап
и громкий мяук розовым нёбом в эту весну-красну,
в будущие осадки к сентябрю-декабрю.
Выпадут дождиком, снегом, градинами со льдом,
приступом паники, в горле комком, душа под коленку
упала от страха, что нет никого нигде и некуда
возноситься воображением за ту черту,
где разрешения не спрошу, возьму да умру, умру.
*
Снилось сегодня кладбище, то ли музей.
Плиты, руины и наш обалдей упал и лежит,
уткнувшись в травку башкой,
подошла, подняла, посмотрела в мраморные глаза,
в них латинские письмена,
то ли латиницей электронной послание, то ли его рукой.
Хочется, думаю, поговорить оттуда, но не знаю, со мной ль,
возможно, с кошкой, с ней одной.
*
Отошёл туда, куда всё уходит.
Хронология остаётся, между датами плавает тире,
как доска на плаву в океане, как полка локтю.
Опереться не вздумай, обломится, тома повалятся,
высыпется из них бумажная труха. В зеркале
смотришь в свои глаза, и покажется, что переглянулась
с ним или с тем, кто со сцены читает в микрофон.
Привет Вам, мёртвый, не разжиться умом в старых словах,
и что было, прошло, перестало существовать.
|
