* * *Ситников срезает угол, он опаздывает, дерево шумит, у него в портфеле землекопы, бассейны и поезда, прошлогоднее яблоко, непривлекательное на вид, и прочая ерунда. Он и сам не знает, почему пропустил урок, как-то всё не так, проходил мимо дома, предназначенного на слом, буквально на минуту остановился покормить собак, которых помнит по именам, он знает — в пространстве-времени обнаруживается некий зазор, стык, то есть всё может быть эдак, а может так, поганая штука, но он привык, дерево кивает ему головой и говорит «привет!» это добрый знак! У подъезда он машет руками, отпугивая птиц, втянув голову в плечи, как будто какой-то кац, он заглядывает в свою одноклеточную тюрьму. Ученики как по команде оборачиваются к нему. У них нет лиц. Учителка дура, а делает вид, что своя: Было дело, он в класс принёс воробья... ...и тогда
* ...и тогда он видит тень дерева, колеблющуюся на стене, женщину, разговаривающую во сне, у неё голубая жилка на левой руке, на левом виске, граница её на замке. Он думает о страшном одиночестве спящих людей, поскольку каждый плывёт по своей воде, каждый ведёт долгий неслышимый разговор, который не разделит ни один сексуальный партнёр, ни один вор не проникнет в её чертоги. За окном лежит залитый ледяным, ртутным светом двор. Боже мой, думает он, как же я одинок, хотя бы один голос, один телефонный звонок, он прислушивается, но во всей огромной стране спящие люди, точно утопленники на дне. Он поднимается, на цыпочках проходит в кухню, включает свет, и видит — в углу стоит существо, похожее на слово «медвед», с огненными зубами, с булавочками зрачков, сетевое чудовище, преследующее любовников и торчков. И тогда он надевает скафандр, задраивает люк и выходит наружу, туда, где вращаются в пустоте ледяные ядра, обломки небесных тел, морские звёзды, голотурии, червецы, и он отбирает пробы, коллекционирует образцы, он доктор наук, ему неслыханно повезло, и разумные звёзды глядят на него сквозь стекло. * ...и тогда он ощущает затылком чей-то пристальный взгляд и какое-то время продолжает идти, не поворачивая головы, но потом не выдерживает. И видит — на западном горизонте, вся в бледных лучах, висит чудовищная комета и круглым белым зрачком уставилась на него. И шерсть на загривке встаёт торчком. Он думает: мировой эфир и вправду полон разнообразных тел, парящий в масляной черноте световой планктон, монады или вселенные, как их ни назови, реснички, щупальца, ниточки — весь этот арсенал для движения, спаривания, любви... Время от времени мы проплываем сквозь толщу небесных вод, время от времени нас захлёстывает волна, и мы оборачиваемся, ощущая спиной, как нечто почти невидимое надвигается на, лепечет, плачет, уговаривает — «побудь со мной» почти человеческим языком. Так размышляет он по дороге домой, покупая в киоске спички, табак и соль, запасаясь хлебом и молоком... * ...и тогда он замечает, что женщина, идущая рядом с ним, держится как-то странно, хотя непонятно, что его настораживает. Он плотнее запахивает пальто, начинает нести какую-то смешную чушь, она улыбается, но тоже как-то не так, как-то искусственно. День стоит, как стакан, наполненный синей водой, по газону гуляет грач, солнце отражается в каждой из весенних луж, и всё же он ощущает подступающий страх, невнятное ощущенье тоски, леденеет пах, что-то сдавливает виски, и подходящая к этому рифма «тиски» умещается за грудиной. Он по-прежнему делает вид, что всё путём. Она красива, как никогда, и в лужах рябит вода. И уже отпирая своим ключом двери, он понимает, в чём дело. Она за его плечом продолжает улыбаться своими яркими губами, уже торжествующе. Дверь распахивается. На пороге тоже стоит она и точно так же улыбается. Он переводит взгляд с одной на другую. И та, у него за спиной, начинает смеяться. Пути к отступлению нет. он прислоняется к стенке. В комнатах гаснет свет, но в окнах ещё продолжает гореть закат.
|