1.Каждый день, забирая сына из детского сада, я вёз его в ближайший парк на склоне горы Кастель, на своём древнем «Пежо», блёкло-голубом, как выцветшие глазки старушки из дома напротив. Время от времени она встречалась на улице: сидела на каменной оградке под кряжистой фигой и в ответ на детский «шалом» выдавала прохожему ребёнку горстку орешков, леденцов и тянучек из целлофанового мешочка. Он это принимал как естественный порядок вещей, вроде как с дерева упало... Правда, когда-то и мне в Москве году в 1964-м у метро «Павелецкая» один пьяный дядечка тоже купил мороженое, до сих пор помню — пломбир. 2.
Парк на месте легендарного боя за стратегическую высоту во время Войны за Независимость (история в жанре «300 спартанцев», но с героями «Одесских рассказов» и бюджетом «Белого солнца пустыни»). Здесь всегда висели сторожевые крепости на подъезде к Иерусалиму, и сейчас над изгибом долины, с обзором на юг и на север, на своём аутентичном месте — сидит, как железобетонный пёс, дот времён британского мандата в полной боевой готовности: свежая краска, запах смазки. Но пока из-под шкуры политики не вылез череп истории и очередная война не подвела черту под прежней жизнью, давай собирать камни и шишки, бегать наперегонки до ближайшей мусорной урны, карабкаться по камням на верхнюю детскую площадку, а потом, сидя на валуне в тени под эвкалиптом, — пить воду из одной бутылочки и тихо обсуждать твоё будущее и моё детство. 3.
Сколько мы проковыляли вдвоём, после яслей, детского сада, после школы, один с камнями и палками, другой с сигаретой в зубах, в Кастеле, Эйн-Кереме, в соснах под Театроном... Гравий детских плошадок, усыпанный листвой вязов, высохшие стебли пальм — гигантские рыбьи скелеты, вараны, шуршащие в пакетах из-под чипсов, вороны, протестующие против холода в 40-градусную жару («кар» — значит «холодно» на иврите)... И это длилось годами. Осень сменялась весной. Лето выжигало травы и нагревало воду в питьевых фонтанчиках. Потом опять приходила осень — время первых дождей, где-то в октябре, после Нового Года... На самом деле перманентное лето прерывалось на время сезоном дождей, как терпенье слезами. И мы брели через время, пока оно текло в нас. Один — маленький — впереди. Второй — взрослый — следом. С одинаковым видом капризной сосредоточенности на потоке самоотдельных бессвязных мыслей.
|