Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
 
 
 
Журналы
TOP 10
Пыль Калиостро
Поэты Донецка
Из книги «Последнее лето Империи». Стихи
Стихи
Поезд. Стихи
Поэты Самары
Метафизика пыльных дней. Стихи
Кабы не холод. Стихи
Галина Крук. Женщины с просветлёнными лицами
ведьмынемы. Из романа


Инициативы
Антологии
Журналы
Газеты
Премии
Русофония
Фестивали

Литературные проекты

Воздух

2007, №1 напечатать
  предыдущий материал  .  к содержанию номера  .  следующий материал  
Статьи
Стратегия и практика контражура
(об одном стихотворении Доминика Фуркада)

Владислав Поляковский

* * *

        Наисушайший щелчок этого дня хмельная невыносимая роза эротизма
                 в современарии
        Туанетта это голос моего ребёнка как научиться бледнеть
                 и тут же ответ не больше чем осовременится
        современность
        Что за наслаждение что за наваждение щелчком о бетон третьего
                 подземелья парковки
        Под колебанье неона даёт концерт моя жизнь
        На полу ни пылинки постарались Оксан с Metalfix'ом
        Эту музыку я посылаю
        Проскакать
        Впечататься в стены нет ничего неподвижней машины в которой
                 я на своём месте под звуки хард-розовой музыки в разгар
                 потолочных работ
        Жизнь моя течёт по инерции концерт это сильнее её и так каждую ночь
                 каждый раз когда я туда прихожу

                                                               (перевод Ольги Северской)

        
        
                        А ведь на этих поверхностях держится вся логика обыденного смысла
                                                                                      Жиль Делез

                                Мир — это синдикат роз
                                                               Доминик Фуркад


        Сопротивление и практика

        Фактически в каждом действии, в каждом осмысленном и направленном волей деянии есть ряд принципов: например, сопротивление материала. Не считая логики материала, «которую надо постичь, и никогда ей не изменять», о чём пишет Доминик Фуркад в эссе «Элегия в контражуре» (книга «Утрированное Артикулированное», Paris, 1990), есть именно условие сопротивления материала и — соответственно — деятеля, творца, созидателя — по отношению к самому материалу. Сопротивление это трудно рассматривать как цель, — это скорее причина — плюс возможность, из которых проистекает её (несуществующей цели) реализация и последующая аберрация. Писатель воплощает логику слова, слово — логику писателя, и именно в противопоставлении и противоборстве двух инстанций дискурса рождается искусство. Слово, подменяя слова писателя, приносит свой цвет вкус и запах:

        Наисушайший щелчок этого дня хмельная невыносимая роза эротизма

        Писатель принимает сопротивление, становясь сам логикой цвета и образа. Слова, которыми насыщен текст, — как грубый материал, избыточны и необработанны. Они сродни толпе людей на площади со своими законами массового поведения. Писатель отбирает глину, вылепляя из неё форму — Туанетта это голос моего ребёнка как научиться бледнеть — отсекая лишнее и неподходящее. Глина слова сама по себе уже имеет идеальную форму, всегда граничащую с нашим восприятием, как поток сознания, бесконечного говорения, находящийся за гранью истока письма и уже опосредованно являющийся метафорическим в переводе поэта. Мы выбираем себе для повседневной речи осколки, особенность же письма в реконструкции, репродукции, проявлении, восстановлении из этих картинок цельного целого. Указанное стихотворение происходит из книги "Rose-déclic" («Роза-щелчок») и не имеет смысла само по себе, точнее — имеет, но его индивидуальный смысл и контекстный смысл «части книги» различны. Смысл имеет книга — как книга о символе; смысл книги, в представлении традиции, на которой основывается Фуркад, лишь симулякр преломлённого смысла символа. Стало быть, стихотворение — не более чем элемент симулякра: незавидная роль, не правда ли? Человек становится писателем, субъектом письма, когда ему мало просто слов — он ищет стоящий за ними логос, цвет и вкус, и начинает производить смысл, возвращаясь к точке его возникновения:

        Под колебанье неона даёт концерт моя жизнь
        <...>
        Жизнь моя течёт по инерции концерт это сильнее её и так каждую ночь

        Думаю, именно такого рода ощущение преследует писателя, прежде всего. Нужен момент, когда автор задаст вопрос, прерывающий напряжение материала: в этот момент сопротивление переменной условно приравняется к константе, постоянной самого текста как продукта письма. Когда «поддерживать переменчивость означает держать середину в середине», как пишет Энн Смок в эссе «Беседа», прилагаемом к русскому изданию книги Мориса Бланшо «Ожидание забвение». Автору чрезвычайно выгодно напрячь текст, ведь ему необходимо дойти до точки рассечения поэтической раны, раны чрезмерной, древней, задающей вопрос:

        и тут же ответ не больше чем осовременится
        современность...

        (pas plus que le moderne
             ne se modernise)

        Задавая вопрос, Фуркад тут же спешит ответить: «современность», понимаемая как онтологическая зависимость, своего рода ризома. Письменность. Текст Фуркада бесконечно осовременивается полузаметными «приметами времени» вроде парковки и интонационно напрягается английскими вкраплениями: своего рода автоцитированием. Отсюда и «Роза-щелчок»; роза — главный и единственный герой этого романа в стихах. На какие только ухищрения не идёт письмо, чтобы насытить этим образом свой ландшафт:

        я на своём месте под звуки хард-розовой музыки в разгар

        Определённая звукопись, сохранённая в переводе, парафраз музыкального стиля «хард-рок» учитывает весьма тонкое ощущения читателя: здесь и происходит déclic, возбуждающий сценарий: déclic — не просто щелчок, но также и щелчок затвора фотоаппарата и проблеск моментального озарения. Примерно так построен ландшафт déclic'а: единственная нация — это нация роз, поэтому перенесём фокус на них. Насколько сквозным является такой фокус? Малое моделирование, заставившее существовать целый ландшафт, имеет цель-возможность déclic'а — смещения привычного плана, щелчка.


        Продолженное определение

        Жан-Люк Нанси, предваряя ту же книгу Бланшо, пишет: «В отношении литературы (и вообще искусства) нашему веку был присущ грандиозный пыл, самое настоящее восстание... Речь шла. Наконец, и о том, чтобы ещё раз разыграть всю мощь мифа вне угасших мифологий, подхватить её в правилах иной игры». Что ж, действие рождает противодействие, и результатом стала «литература без наивности», невозможность поверить. Что делает в этой ситуации Фуркад? Спасает розу. Писатель продуцирует миф, — точнее, не сам миф, но лишь условие его существования, условие веры. При этом Фуркад соблюдает необходимые предписания — прежде всего, сохранение разрыва между изначальной волей к письму и страхом, стыдом реализации поэтического события:

        Эту музыку я посылаю
        Проскакать

        Итак, примерно на середину стихотворения приходится этот акцент, означающий, прежде всего, остановку в начальной точке возникновения самого импульса письма. Пролог и эпилог, как вдох и выдох (аллегоричность самого Фуркада здесь более чем уместна), подменяют друг друга, становясь друг другом, осознавая себя по-иному: «Наисушайший щелчок» и «каждый раз когда я туда прихожу» — начало и конец текста занимают места друг друга. Более логичным (в традиционном смысле логики) было бы начало «каждый раз когда я туда прихожу», субъект приходит, проявляется оптика, начинается действие. Тогда как «сухой щелчок» служил бы элегантным (и также — вполне традиционным) завершением краткого вздоха-стихотворения. Однако этого не происходит. Напротив; мир начинается с щелчка, наделённого бесконечным количеством возможностей обозначать всё, что угодно, а заканчивается приходом, появлением субъекта. «И так каждую ночь» — продолжение, повторение, цикличность. Каждый ли раз цикл начинается с «щелчка» невидимого затвора? Очевидно, что так. «Современарий» (la moderneraie) Фуркада цикличен — его можно рассматривать как некий концептуальный проект: скажем, цикл фотографий, где каждая фотография, не запечатлевающая ничего по сути особенного, одновременно с этой своей не-особенностью фиксирует такой же не-особенный день. Цикл фотографий — цикл дней, длящийся «по инерции». Инертен и центральный образ, не так явно проявленный в этом стихотворении, но тем не менее очевидный — роза.

        Концентрация внимания на главном образе книги придаёт ему форму и строй вне формальных приёмов, создаёт дискурс, позволяет говорить не о стихотворении уже, но о «стиховторении» или даже «стихоповторении» — инерционном повторении, продлении речи и языка, метафорических спокойных, похожих, но вместе с тем имеющих тонкие нюансы отличия (конкретно данный день существует лишь в пространстве розовой музыки, сопровождающей его и проявляющей его) днях, катящихся, «как тяжёлые бочки». Дня как такового не существует. Он не утрачен, скорее, он — ещё не обнаружен, человек ещё не открыл глаза, чтобы увидеть день. Поэтому день только приближается, а существовать он может только в двух ипостасях — как часть целого, большого количества дней (цикла) или как субъект описания розы, которая единственная его создаёт и содержит в себе. День Фуркада, однако, лишён ожидания следующего, лишён ожидания вообще. Грубо говоря, разницы между днями или розами в принципе не существует: роза остаётся постоянной, и дни, являясь, в свою очередь, лишь её преломлением, также несущественны, не различаются.


        Щелчок

        Фуркад последователен: задавая вопрос, он сам даёт на него ответ: — «Эту музыку я посылаю / Проскакать / Впечататься в стены» (Dont j'envoie la musique / Rebondir / Taper des murs) — отсутствующие знаки препинания позволяют достаточно различную трактовку, скажем, не только музыка получает импульс «проскакать и впечататься в стены», стать их внутренним невидимым, но присутствующим содержимым, но и субъект может поставить невидимую точку после слова «посылаю», а последующий инфинитив «Проскакать / Впечататься в стены» воспринять как категорический императив, желание (или подготовку к) действия(ю). Это вполне согласуется с общим ощущением повторимости, длимости остановки. Однако есть и ещё одна роза — «невыносимая хмельная роза эротизма» — добавим сами — запертая —  в современарии. Роза — это не только образ, опорный символ, но и центральная точка, «средоточие двусмысленности». Из этой точки появляется язык, появляется способность произнесения письма. Цепляясь за противодействие материала, образа и частности, непременности условия, Фуркад проясняет точку их пересечения: щелчок розы, фиксирующий одномоментность, закладывающий фотографию и вместе с тем — переносящий в иную плоскость, пространство речи и письма, открывающий новый вид, новый метод познания. Язык как присутствие языка (Туанетта) и его значения (современарий), место столкновения наименования (щелчок) и того, что оно должно именовать (роза), но никогда не именует, не может обозначать — только указывать.


  предыдущий материал  .  к содержанию номера  .  следующий материал  

Продавцы Воздуха

Москва

Фаланстер
Малый Гнездниковский пер., д.12/27

Порядок слов
Тверская ул., д.23, в фойе Электротеатра «Станиславский»

Санкт-Петербург

Порядок слов
набережная реки Фонтанки, д.15

Свои книги
1-я линия В.О., д.42

Борей
Литейный пр., д.58

Россия

www.vavilon.ru/order

Заграница

www.esterum.com

interbok.se

Контактная информация

E-mail: info@vavilon.ru




Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service