* * *В Туркменистане нет больше людей.
То ли авария на газопроводе, то ли диверсия.
Кто-то ночью открыл клапаны,
и к утру все задохнулись.
Кто? Не наш ли спецкор?
По просьбе Совета Безопасности ООН
Америка послала команду космонавтов.
Они высадились на корабле Challenger.
Работали в скафандрах.
Всё залатали, законопатили, опечатали.
Ну и зрелище это было:
не слабей высадки на Луну.
Теперь туркменскую редакцию тоже законопатят.
Но, может, нас не тронут?
Всё-таки экономии - полмиллиона евро!
* * *
И на мой век хватило декаданса.
В мае 1989 года меня пригласили в болгарское посольство в Лондоне.
Это был приём по случаю дня славянской культуры.
Подавали красное марочное мерло из Сакара 1982 года
вместе с баницей (сырной лепёшкой) и клубникой.
На стенах висели картины на античные темы:
крылатые колесницы, тракийская супружеская пара в тогах.
Ясно, кто там прежде висел.
В зале - чиновники из Форин Офиса,
столпы болгарской эмиграции, менеджер коммунистической книжной лавки,
актёр-диссидент из организации «Эко-гласность»,
пресс-секретарь царя Симеона II,
аварский поэт Расул Гамзатов с дочерью.
Оживлённый гул, влажный шелест красного вина,
брюнетки из фольклорного ансамбля.
Маленький болгарский «Титаник» бодро плывёт в будущее.
Пресс-атташе подбирает на рояле блюз.
Нет, радиорепортёру не под силу передать очарованье
этого дипломатического декаданса.
Так что вся надежда на архивы
ныне уже покойного аварского поэта.
* * *
Помню день начала войны, вернее, рассвет 16 января 1991 года.
В пять утра из редакции позвонил Барри:
- Извини, но война началась. Пожалуйста, к полудню первый репортаж.
В семь в спальню ворвался ликующий сын:
- Папа, война!
Он расстроился, заметив, что опоздал,
и вприпрыжку поскакал в школу.
Весь день, пока я записывал лондонских политиков и стратегов,
эстрадные песни врага с припевом «За родину, за Саддама»,
соседей-иракцев, торгующих пряностями
(они называли себя «вавилонянами» - на всякий случай),
я старался не думать, что рядом со школой сына -
американский колледж и синагога.
А тем временем наши били врага,
и он драпал из Кувейта.
* * *
Записал воспоминания о детстве
чеченского репортёра.
Он вырос в селе в Веденском ущелье.
Летом рядом с селом
открывался пионерский лагерь «Дружба».
Сельские подростки
надевали белые рубашки, чёрные брюки,
повязывали красные галстуки
и, когда лагерные возвращались с речки,
пристраивались к ним.
Утром из лагеря доносилось эхо:
«Дружина имени Комарова-ова...»
Это было эхо сказочной жизни.
А под вечер сельские подростки
снова и снова повязывали галстуки
и пробирались на пионерскую дискотеку.
Там они впервые заговорили по-русски.
После я нашёл на нашем сайте репортаж этого репортёра,
переданный в мае 2000 года:
«...ракетно-бомбовые удары по выявленным целям
в Веденском ущелье. За минувшие сутки
бомбардировщики...
свыше 30 боевых...
спецоперация по прочёсыванию...
на минах подорвалось...»
и т.д. и т.п. и пр. и пр.
* * *
Оказывается,
любовь ещё живучей, чем мы думаем.
Писатель пишет книгу о жене,
страдающей Альцгеймером.
Она тоже писатель.
Сочинила мир,
населила его сотнями людей.
И вот теперь - сама персонаж.
«Моя трёхлетняя девочка...»
Совместная жизнь порознь
в сумерках сознания.
Он влюбился в юности,
когда она проезжала на велосипеде
мимо его окна.
Теперь он сажает её на стульчак,
чистит ей зубы.
Но луч любви не пробивается
сквозь плотную завесу.
Он упорно пишет,
чтобы она оставалась в литературе,
пусть персонажем,
но при словах,
в словах,
на открытой странице.
|
