|
Инициативы
Антологии
Журналы
Газеты
Премии
Русофония
Фестивали
|
|
|
|
предыдущий материал . к содержанию номера . следующий материал |
Автор номера
|
Отзывы
Наталья Хаткина, Антон Очиров, Михаил Айзенберг о Борисе ХЕРСОНСКОМ
|
|
Проголосовать за этот текст |
|
Вы проголосовали за этот текст |
|
|
|
|
«Семейный архив» Бориса Херсонского читается, словно книга Судеб. У него есть книги и с другими названиями — но я, как дурочка городская, всё время возвращаюсь к «Семейному архиву». Конечно, правильно про Херсонского сказали: «Обойдёмся без эпитета «одесский» в приложении к «поэт»«. Правильно — если учитывать масштаб дара. Но в собрании трагических историй — а всякая завершённая история жизни в его изложении трагична — всегда присутствует определённая география, архитектура, квартира, лестница. Воздух (запах больницы), место. Даже местечко. Почему не Одесса? Его поэзия всемирна — в том смысле, что эта интонация сдержанного плача относится к каждому из нас. Но она не надмирна — а именно что «вмирна». О жизни на миру — убогой, жалкой, достойной сочувствия (человек — как-никак). О смерти на миру — и ох, не красной. «Семейный архив»... Библия тоже — такой архив. Частные истории. Про меня тоже. Псалмы Борисовы. Интонация медитативной, очень личностной молитвы. Я когда читаю — раскачиваюсь. Прозрачность каждого отдельного стихотворения — и необыкновенная густота книг. Там — и тогда, здесь — и сейчас. Знание начал — и пророчество конца. «Странно, что Свет сияет во тьме, и тьма Не одолела его покуда...».
|
|
В «Семейном архиве» Херсонского для меня есть очень подкупающая интонация: автора вроде бы и нет (есть только вспоминаемая — заново проживаемая — жизнь), но, тем не менее, он словно разлит по всему тексту — незаметно для себя понимаешь, что смотришь на всё показанное его глазами. И незаметность такой подмены (то есть «перемещения взгляда») — мне кажется признаком удачи стихотворения подобного рода, одним из признаков авторской удачи. Наверное, я и Сатуновского («Здесь расстреляли тётю Лизу, тётю Соню, тётю Лену. / Полжизни спустя меня привели и ткнули носом в место казни») поэтому так люблю — воспринимая отдельные его стихи в контексте общего корпуса его текстов, как жизнь от и до. Любопытно, что текст, в котором есть жизненная хроника (имярек жил-родился-умер), но подобной прозрачности нет (автор как бы «выносит себя за скобки», «самоустраняется» из текста, выступая в роли «объективного рассказчика»), мной воспринимается как нечто насильственное. Вроде насилия наглядной демонстрации, пропаганды или рекламы, когда зритель всё равно остаётся зрителем (потребителем), посторонним, но его пытаются «вовлечь», чаще всего предлагая разделить некое «переживание». (Так для условно «новейшей» поэзии слово «живот» стало уже неким «общим местом» — в нём словно сосредоточен весь мир.) Момент, когда я отождествляюсь с текстом («это про меня, я тоже это знаю»), мне неинтересен (я и так это ношу с собой), — интересно только заведомо «не твоё»: чужой личный опыт и взгляд. Видимо, так: либо прозрачность (автора как бы нет, но это обманка, которая работает), либо разговор только от первого лица — т.е как бы»за себя» Хотя, например, у Александра Анашевича этой прозрачности нет (зато плотности, даже «насильственности» высказывания хоть отбавляй), но он умудряется помещать (перемещать) своё «я» во всё и во всех — от женщин до собак. Свойства и характеристики такого «я-перемещения» меня тоже очень интересует, потому что в чужом (да и в своём) стихотворении мне, в общем, важно только одно: как быстро оно меня перемещает, и надолго ли, и, главное, — куда. Читая «Семейный архив» Бориса Херсонского, я перемещаюсь в точку, внутри которой сострадание, понимание и уважение к чужой (и часто мне непонятной) жизни и смерти других — незнакомых мне — людей воспринимается чем-то настолько органичным, словно оно было здесь всегда. Я вспоминаю, что Борис Херсонский не только поэт, но и врач. Хороший врач — это не только мастер, но и человек, которому доверяешь, хороший поэт — это тот, кому начинаешь верить. Говорят, что от веры до любви — один шаг. Мне нравится вчитываться в стихи Бориса Херсонского и отслеживать те мгновения, когда я, как читатель, совершаю этот шаг вместе с автором.
|
|
«Борис Херсонский» звучит как имя отдалённого правителя, неизвестного нам только из-за общей безграмотности (ленивы и нелюбопытны). Но при этом правлении что-то происходило, произошло. Новая порция общего опыта приведена к «сухому остатку», заставляющему вспомнить другого Бориса — Слуцкого (я не сравниваю). Бытовая сцена отпечатывается на листе знаком времени. В глуховатом звучании этого голоса есть несомненная убедительность. Всё говорится ровным (и как бы утрамбованным) тоном, лишённым артистических модуляций. Этот тон подтверждает право на высказывание, все части которого плотно пригнаны, твёрдо скреплены, как при возведении оборонительного сооружения. Собственно, это и есть оборонительное сооружение. Оно огораживает и защищает какое-то совершенно определённое место, где речь начинается — имеет возможность начаться.
|
|
|
|
|
Читайте также
Номера журнала
|
|
|
|
2021, №42 2021, №41 2020, №40 2019, №39 2019, №38 2018, №37 2018, №36 2017, №2-3 2017, №1 2016, №3-4 2016, №2 2016, №1 2015, №3-4 2015, №1-2 2014, №4 2014, №2-3 2014, №1 2013, №3-4 2013, №1-2 2012, №3-4 2012, №1-2 2011, №4 2011, №2-3 2011, №1 2010, №4 2010, №3 2010, №2 2010, №1 2009, №3-4 2009, №1-2 2008, №4 2008, №3 2008, №2 2008, №1 2007, №4 2007, №3 2007, №2 2007, №1 2006, №4 2006, №3 2006, №2 2006, №1
|
|
|
|
|
Герои публикации:
Персоналии:
Продавцы Воздуха
МоскваФаланстер Малый Гнездниковский пер., д.12/27 Порядок слов Тверская ул., д.23, в фойе Электротеатра «Станиславский» Санкт-ПетербургПорядок слов набережная реки Фонтанки, д.15 Свои книги 1-я линия В.О., д.42 Борей Литейный пр., д.58 Россияwww.vavilon.ru/orderЗаграницаwww.esterum.cominterbok.se
|
|