* * *
Обезлюдело, как в канун субботы.
На Севере война. В кафе подают гранаты.
Капли на голых прямых ветках — ноты
Меланхолической осенней сонаты.
Мне зима мила пустыми улицами,
затяжными ливнями,
твоей ласковостью.
Город — наш.
Никто не встретится.
В «Синематеке» идёт «И тогда...» Мориты,
японское «Воспитание чувств»,
наверняка при пустом зале — славно.
В Музей завезли Мунка.
Но душа сейчас не лежит к германцам —
от романтики Валгаллы несёт мертвецкой.
В отель — на униженье спешкой?
Решено, останемся.
Времени всё равно ни на что не хватит.
У граната корона в виде шестиконечной звезды.
Цвет кожуры кирпичный, жухлый,
как фрески виллы Мистерий,
помнишь, с павлинами?
В ливанскую кампанию
я однажды попал в гранатовый сад.
Убирать его было некому,
и плоды валялись на земле, лопнувшие, сочащиеся.
Вдруг чей-то крик, разгневанный, нечеловеческий —
бросились туда:
два павлина танцуют над расклёванными гранатами.
* * *
Хорошо сидеть в пустом нарядном кафе,
в неурочный час.
Подзаправившись блинчиками,
раскрыть предисловие к Уайтхеду.
Независимость имманентного.
Всё ещё воображать себя умником,
искателем истин,
мол, приключения мысли — не чета амурным.
День за стеклом нежаркий.
Декабрь в Леванте вроде бабьего лета.
Платаны на бульваре желтеют.
Беззаботное одиночество.
Неужто, наконец, отпустила
эта изнурительная тоска по любви?