НАТЮРМОРТ
Растение, расправив крылья,
стоит на ножке.
Изобразим-ка изобилье —
растенья рожки:
в тарелке яхонты клубники,
златые искры
в них вправлены, гора черники
поодаль в миске,
смородину, нет, лучше клюкву
насыплем также
в ведро, и редкостную букву
напишем, даже
произнесём — откройте рты
пошире — это буква Ы.
ОБРАЗЫ НЕБА
Послание
М.Т.
Мой дивный брат!
Я только что вернулся
со скачек —
сам не очень верю.
Тебе знакомы ведь порывы бескорыстья
Давида, друга нашего — а как же! —
вот он и вздумал телеса проветрить,
и не откажешь — сочная окрестность!
Не говорю о том, что в лавке по соседству
примеривал перчатки — лапа барса —
ах, коготки! —
ты можешь быть уверен.
Давид (при запонках)
тем временем в конюшни
наведался узнать —
так,
что, мол, слышно,
что нового свалилось, может,
сверху?..
Всё тихо, говорит, пока,
всё мирно.
Лошадки там как водится щебечут
лузгая семечки,
и друг у дружки —
как бы невзначай:
Ты видала небо!..
А кнут на стенке так и извивался.
Но поначалу
праздник их какой-то
с пиджачным хором вроде как служили,
и налетела вдруг
лютейшая из вьюг!
Нас, гады, с опозданьем упредили —
вы извините, часть обычных церемоний.
Оттаяв, впрочем, мы поулыбались,
а эти, тамошние их, директора,
в конце концов — в телегу
и восвояси.
Потом и пол, конечно, подмели.
Ну,
я тебе
не буду тут
о танцах
моих горячих —
за Столбами побыл!
И странный фокус видел,
как пересказать?
Где холодит узор блистая ночи,
где нету времени, но:
скорость скорость скорость — где
остекленелый своды взор не сводят —
стой,
скользко без песка —
— — — дзо-о-онк з — — —
— — — сти-иньььь — — —
скачут отблески — забава!
А вот моя любимая игрушка:
Над собою — цветком
вьюсь — мотылёк.
Отрок дважды вошёл
в тот же поток
(и представь — босиком!)
Н-н-да, мы забылись.
Значит, там
где вроде брызга мутная летит,
а разлетится — целый сталактит —
нам показали хитрую новинку.
Она бесшумно двигалась,
такая
тихоня, видишь ли,
из непонятных мест.
Я подошёл —
а твёрдая граница, как и всюду
на временных стоянках —
сотканы
дышат шеи соты, но лицо —
уснуло.
Она застыла...
В стороне галдели
какие-то посланцы в балахонах,
их молча ненавидел честный стражник —
сам золотистый, а топор — из света.
Она не видит?
— Сударыня, вам грустно или пусто?
Меня осмыслив словно,
вдруг разжала губы,
проговорила:
Я не заводная.
— Как? То есть!..
— яне-заво-днаа-йа
Моё донельзя озадачен басурманкой
и как мальчишка оловянно созерцал
мерцание в её глазах...
Да, братец,
надо ж, погуляли.
Ну ладно, милый,
я тут заболтался,
а в нашенских краях какой-то кризис,
мусор, бомбы —
ну хоть строчи «цидулы из Кабула».
Но ты мне должен рукопись.
Бывай.
ВСТАУНАЯ ЧЕЛЮСТЬ
Когда у меня вырастут зубы —
скоро у меня вырастут зубы —
а у меня вырастут зубы —
я оставлю отпечаток резцов
на вашем деревянном черепе —
пусть гуляет с отметиной вместе.
Но если кому улыбнётся,
ежели возникнет зачешется,
кто из знакомых залюбопытствует —
покажите похвастайтесь:
драгоценная вмятина.
Вам нужна вставная челюсть?
Вам не нужна вставная челюсть?
Вставные челюсти, господа!
злата талант полтора серебра!
полный рот новёхоньких!
зубья на зависть! зубчик! зубец!
Пожалоста, вставная челюсть —
девственна и действенна —
по заказу напрокат!
Спешите к Йорику!
все размеры любой цвет!
музейные-кисейные-датские-гадские!
сдаём в наём!
чешитесь! чешитесь!
РАССКАЗ О ПРАВЕДНОМ ЧАСОВЩИКЕ
Я пошёл к часовщику в часовню
чтобы починить свои часы.
Нет его! — однако! как же людям
догадаться, например, который час?
Через полчаса явился, благодетель.
Улыбается. Довольный. Весь в муке.
— Где ты пропадаешь, чёрт плешивый!
— Как плешивый?! — он горестно воскликнул. —
К мельнику на мельницу молиться
я всегда хожу по четвергам.
— О несчастный, — говорю — раскинь мозгами,
как во сне живу и некому будить!
Голову склонил смиренно бедный
и в ответ сказал слова простые:
— Не сердись, мой добрый друг Володя.
Можно починить твои часы?
ВЕРСИЯ ГЕОМЕТРА
Всем Скороходам!
Во Все Углы и Щели Поднебесной!
Зачитываю:
мы —
поэт,
лицо поэта,
а третьим — тень лица (безвестный персонаж) —
мы
вооружимся на мгновенье оком:
мир — изреченье,
наша песнь —
всего трактат о знаках,
так
предметом созерцанья выбрав луч
пыльцой луча оставшейся на пальцах
мы разум линии натуры уснащаем —
в занятьи этом вкус голубизны.
Когда же пристальнее, с холодком, взглянуть,
вас мучит жажда жижи истин —
а солнце?..
а свобода смысла?..
Нищ опыт странствий.
Опыт веры учит
надёжнейшему из обманов —
цель.
Пред нами юности снедающие дали.
Как ни высматривай — там голо,
а не время ль
градостроением занять свой ум?
Вперёд:
ключ
на который в поисках питья
меня и вас навёл дикарь лохматый
орнаментом ограды обнесён.
Вокруг,
из плит шлифованных —
на них изображения чудовищ
тринадцати невероятных видов:
Рух, разевающая хищный клюв,
дракон с драконихой и выводком стоглавым,
Абракадабра — пастырь их —
вокруг
в округе площадь.
Сон и покой её лишь время охраняет.
И обелиски — с двух сторон.
Теперь пройдёмся,
я люблю
когда шагов число удваивает эхо.
Перст указателя на север указует, —
оттуда и начнём.
Сто белых ромбов отделяют монумент
от центра площади что обозначен выше.
Хирам воздвигнув наш мемориал
велел облицевать гранитом чёрным
сооруженья грани.
А внизу,
вот, вы на ней стоите,
умельцем выбита
стремительная надпись:
И тогда вас настигнет галоп барабанов
Круговерть тьмы и света ворвётся со свистом
Далее —
рассматривая как резвится нечисть
под каблуками —
а водопой и так закрыт —
наитие диаметра выводит
к другому каменному стражу.
Он пирамидой меди малахита
под небом высится,
вблизи
мы различим прожилки в этом камне —
как в поединке меж собой сплелись.
Соперник архитектора — болтают
из племени раскосых был —
гвоздём!
на гладком постаменте! — полюбуйтесь —
коряво, варвар, нацарапал:
Ветку кинув в пасть огня
Наблюдай его оскал
КОЛЕЧКО ДЫМА
«Мощь яростная рёва вод слепых
Аидом скованных до срока в недрах
у средоточия узлов Пяты
прорвёт
земной коры гранитну толщу».
Приятель мой
от зрелища времён
улыбкой виноватой отлетая..,
дохнул колечко дыма:
Отлично!
Видишь, уходя
уйдём и не погасим солнца.
А стало быть, —
он выждал паузу, —
стало быть не зря
недаром
мне довелось рвать гроздья бедной жизни,
нет, не променяю
мякоти ягод молодой воды.
И главное,
вид казалось прост —
в нём капище небес
и сердца всплеск
наитие мгновений
след за ними —
но странно,
стынь его сиянья
влекла загадочная намекала.
Торговцев с рынка доносились крики —
Метровые бананы! Шекель! Шекель!
Забыв о сигарете, он продолжил:
А в час лучей
(пощиплем струны памяти раз ею
диктанта нашего поляна зацветает)
в час лучей
ветвистый рокот в дельте был рождён —
засоловьюжило самой свободы соло —
блажь и блаженство мимики души.
Ода,
вольно!
вольно ей вспомнить волочить припасть
и пестовать палитру плена: любит.
Приятель мой
от зрелища тех пен,
улыбкой виноватой отлетая..,
тянулся к пепельнице:
Познания изюм, пожалуй, завязь.
А зрелой крепью сочен —
ритуал.
КАРТИНКА С ВЫСТАВКИ
Ты поникла, дорогая.
Выпрямись.
Смотри, объятия медведя дева снит.
А это что за муза с мызы?!
Художнички! рисуют всякий сброд.
Та-ак, вот и ваны — кагалом целым.
Ван Гоголь — их звезда —
был, между прочим, некрореалист.
Ты, кстати, Ван Гагарина видала?
А жаль. Я видел.
В цирке выставляли.
Ну как тебе обрисовать,
такое,
ну знаешь, слишком рделое пятно.
Идём туда.
Там манускрипты, слышишь,
поскрипывают.
Ты представляешь,
здесь их скрепками скрепляют —
живые манускрипты! скрепками!
кретины!!
Тут пыльный старичок пришёлся б к месту.
На полной ставке,
капельмейстер, — как считаешь?
Тогда и заскрипят согласным хором...
А что, прости, ты вся в меня воззрилась?
Сама ты моль.
На шарфе?!
Гнусь какая,
в музей не сходишь,
насекомые кругом!
* * *
Оно удобнее конечно ж
жить на поклаже на своей —
сидишь и трогаешь, своё ведь, не чужое.
И то бы так да тыкать звёздам нас учили,
тыкать.
К тому же тень на жизнь — счастливый ученик —
всё повторяет за тобою,
повторяет.
Вы!
Рвите когти —
пусть её корёжит.
* * *
Назови меня велением жизни, —
сказала любимая мечта
об укрощённом завременьи
(вот она, на блюде лежит).
Я копаюсь в карманах..,
нашёл..,
спички.
Фокус в том
как прикурить на ветру.
* * *
От молодой воды ещё попробуй стебель.
До дня которым смертью уводима
иначе не узнаешь
дно трепета признаний сердце.
На.