НАТЮРМОРТРастение, расправив крылья, стоит на ножке. Изобразим-ка изобилье — растенья рожки: в тарелке яхонты клубники, златые искры в них вправлены, гора черники поодаль в миске, смородину, нет, лучше клюкву насыплем также в ведро, и редкостную букву напишем, даже произнесём — откройте рты пошире — это буква Ы. ОБРАЗЫ НЕБА Послание
М.Т. Мой дивный брат! Я только что вернулся со скачек — сам не очень верю. Тебе знакомы ведь порывы бескорыстья Давида, друга нашего — а как же! — вот он и вздумал телеса проветрить, и не откажешь — сочная окрестность! Не говорю о том, что в лавке по соседству примеривал перчатки — лапа барса — ах, коготки! — ты можешь быть уверен. Давид (при запонках) тем временем в конюшни наведался узнать — так, что, мол, слышно, что нового свалилось, может, сверху?.. Всё тихо, говорит, пока, всё мирно. Лошадки там как водится щебечут лузгая семечки, и друг у дружки — как бы невзначай: Ты видала небо!.. А кнут на стенке так и извивался. Но поначалу праздник их какой-то с пиджачным хором вроде как служили, и налетела вдруг лютейшая из вьюг! Нас, гады, с опозданьем упредили — вы извините, часть обычных церемоний. Оттаяв, впрочем, мы поулыбались, а эти, тамошние их, директора, в конце концов — в телегу и восвояси. Потом и пол, конечно, подмели. Ну, я тебе не буду тут о танцах моих горячих — за Столбами побыл! И странный фокус видел, как пересказать? Где холодит узор блистая ночи, где нету времени, но: скорость скорость скорость — где остекленелый своды взор не сводят — стой, скользко без песка — — — — дзо-о-онк з — — — — — — сти-иньььь — — — скачут отблески — забава! А вот моя любимая игрушка: Над собою — цветком вьюсь — мотылёк. Отрок дважды вошёл в тот же поток (и представь — босиком!) Н-н-да, мы забылись. Значит, там где вроде брызга мутная летит, а разлетится — целый сталактит — нам показали хитрую новинку. Она бесшумно двигалась, такая тихоня, видишь ли, из непонятных мест. Я подошёл — а твёрдая граница, как и всюду на временных стоянках — сотканы дышат шеи соты, но лицо — уснуло. Она застыла... В стороне галдели какие-то посланцы в балахонах, их молча ненавидел честный стражник — сам золотистый, а топор — из света. Она не видит? — Сударыня, вам грустно или пусто? Меня осмыслив словно, вдруг разжала губы, проговорила: Я не заводная. — Как? То есть!.. — яне-заво-днаа-йа Моё донельзя озадачен басурманкой и как мальчишка оловянно созерцал мерцание в её глазах... Да, братец, надо ж, погуляли. Ну ладно, милый, я тут заболтался, а в нашенских краях какой-то кризис, мусор, бомбы — ну хоть строчи «цидулы из Кабула». Но ты мне должен рукопись. Бывай. ВСТАУНАЯ ЧЕЛЮСТЬ
Когда у меня вырастут зубы — скоро у меня вырастут зубы — а у меня вырастут зубы — я оставлю отпечаток резцов на вашем деревянном черепе — пусть гуляет с отметиной вместе. Но если кому улыбнётся, ежели возникнет зачешется, кто из знакомых залюбопытствует — покажите похвастайтесь: драгоценная вмятина. Вам нужна вставная челюсть? Вам не нужна вставная челюсть? Вставные челюсти, господа! злата талант полтора серебра! полный рот новёхоньких! зубья на зависть! зубчик! зубец! Пожалоста, вставная челюсть — девственна и действенна — по заказу напрокат! Спешите к Йорику! все размеры любой цвет! музейные-кисейные-датские-гадские! сдаём в наём! чешитесь! чешитесь! РАССКАЗ О ПРАВЕДНОМ ЧАСОВЩИКЕ
Я пошёл к часовщику в часовню чтобы починить свои часы. Нет его! — однако! как же людям догадаться, например, который час? Через полчаса явился, благодетель. Улыбается. Довольный. Весь в муке. — Где ты пропадаешь, чёрт плешивый! — Как плешивый?! — он горестно воскликнул. — К мельнику на мельницу молиться я всегда хожу по четвергам. — О несчастный, — говорю — раскинь мозгами, как во сне живу и некому будить! Голову склонил смиренно бедный и в ответ сказал слова простые: — Не сердись, мой добрый друг Володя. Можно починить твои часы? ВЕРСИЯ ГЕОМЕТРА
Всем Скороходам! Во Все Углы и Щели Поднебесной! Зачитываю: мы — поэт, лицо поэта, а третьим — тень лица (безвестный персонаж) — мы вооружимся на мгновенье оком: мир — изреченье, наша песнь — всего трактат о знаках, так предметом созерцанья выбрав луч пыльцой луча оставшейся на пальцах мы разум линии натуры уснащаем — в занятьи этом вкус голубизны. Когда же пристальнее, с холодком, взглянуть, вас мучит жажда жижи истин — а солнце?.. а свобода смысла?.. Нищ опыт странствий. Опыт веры учит надёжнейшему из обманов — цель. Пред нами юности снедающие дали. Как ни высматривай — там голо, а не время ль градостроением занять свой ум? Вперёд: ключ на который в поисках питья меня и вас навёл дикарь лохматый орнаментом ограды обнесён. Вокруг, из плит шлифованных — на них изображения чудовищ тринадцати невероятных видов: Рух, разевающая хищный клюв, дракон с драконихой и выводком стоглавым, Абракадабра — пастырь их — вокруг в округе площадь. Сон и покой её лишь время охраняет. И обелиски — с двух сторон. Теперь пройдёмся, я люблю когда шагов число удваивает эхо. Перст указателя на север указует, — оттуда и начнём. Сто белых ромбов отделяют монумент от центра площади что обозначен выше. Хирам воздвигнув наш мемориал велел облицевать гранитом чёрным сооруженья грани. А внизу, вот, вы на ней стоите, умельцем выбита стремительная надпись: И тогда вас настигнет галоп барабанов Круговерть тьмы и света ворвётся со свистом Далее — рассматривая как резвится нечисть под каблуками — а водопой и так закрыт — наитие диаметра выводит к другому каменному стражу. Он пирамидой меди малахита под небом высится, вблизи мы различим прожилки в этом камне — как в поединке меж собой сплелись. Соперник архитектора — болтают из племени раскосых был — гвоздём! на гладком постаменте! — полюбуйтесь — коряво, варвар, нацарапал: Ветку кинув в пасть огня Наблюдай его оскал КОЛЕЧКО ДЫМА
«Мощь яростная рёва вод слепых Аидом скованных до срока в недрах у средоточия узлов Пяты прорвёт земной коры гранитну толщу». Приятель мой от зрелища времён улыбкой виноватой отлетая.., дохнул колечко дыма: Отлично! Видишь, уходя уйдём и не погасим солнца. А стало быть, — он выждал паузу, — стало быть не зря недаром мне довелось рвать гроздья бедной жизни, нет, не променяю мякоти ягод молодой воды. И главное, вид казалось прост — в нём капище небес и сердца всплеск наитие мгновений след за ними — но странно, стынь его сиянья влекла загадочная намекала. Торговцев с рынка доносились крики — Метровые бананы! Шекель! Шекель! Забыв о сигарете, он продолжил: А в час лучей (пощиплем струны памяти раз ею диктанта нашего поляна зацветает) в час лучей ветвистый рокот в дельте был рождён — засоловьюжило самой свободы соло — блажь и блаженство мимики души. Ода, вольно! вольно ей вспомнить волочить припасть и пестовать палитру плена: любит. Приятель мой от зрелища тех пен, улыбкой виноватой отлетая.., тянулся к пепельнице: Познания изюм, пожалуй, завязь. А зрелой крепью сочен — ритуал. КАРТИНКА С ВЫСТАВКИ
Ты поникла, дорогая. Выпрямись. Смотри, объятия медведя дева снит. А это что за муза с мызы?! Художнички! рисуют всякий сброд. Та-ак, вот и ваны — кагалом целым. Ван Гоголь — их звезда — был, между прочим, некрореалист. Ты, кстати, Ван Гагарина видала? А жаль. Я видел. В цирке выставляли. Ну как тебе обрисовать, такое, ну знаешь, слишком рделое пятно. Идём туда. Там манускрипты, слышишь, поскрипывают. Ты представляешь, здесь их скрепками скрепляют — живые манускрипты! скрепками! кретины!! Тут пыльный старичок пришёлся б к месту. На полной ставке, капельмейстер, — как считаешь? Тогда и заскрипят согласным хором... А что, прости, ты вся в меня воззрилась? Сама ты моль. На шарфе?! Гнусь какая, в музей не сходишь, насекомые кругом! * * *
Оно удобнее конечно ж жить на поклаже на своей — сидишь и трогаешь, своё ведь, не чужое. И то бы так да тыкать звёздам нас учили, тыкать. К тому же тень на жизнь — счастливый ученик — всё повторяет за тобою, повторяет. Вы! Рвите когти — пусть её корёжит. * * *
Назови меня велением жизни, — сказала любимая мечта об укрощённом завременьи (вот она, на блюде лежит). Я копаюсь в карманах.., нашёл.., спички. Фокус в том как прикурить на ветру. * * *
От молодой воды ещё попробуй стебель. До дня которым смертью уводима иначе не узнаешь дно трепета признаний сердце. На.
|