Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
Антологии
TOP 10
Стихи
Стихи
Стихи
Стихи
Стихи
Стихи
Стихи
Стихи
Стихи
Стихи


Инициативы
Антологии
Журналы
Газеты
Премии
Русофония
Фестивали

Литературные проекты

Освобождённый Улисс

Современная русская поэзия за пределами России напечатать
  предыдущий автор  .  к содержанию  .  следующий автор  
Дмитрий Строцев

* * *

что ты, рай, для меня
сердце-блюдце огня
или кислородного утра подушка?

любимый мой
время идти домой
спит на цепях, в огнях-хрусталях
стеариновая подружка
и юлит итальянская музыка

я так весел с тобой говорить
по разумному саду ходить
певчих птиц называть-призывать
только ты их привадь
а как смотрят
они из сада

дорогие твои глаза
а какие, сказать нельзя
и не надо


* * *

                                    Алексею Жданову

эта книга набегает, как волна
от тоски она встаёт, из глубины
на губах её, на вывихе волны
только чайка одичалая одна

эта горькая ухмылка наготы
эта яростная лодочка стыда
от отчаянья бежит, из темноты
и встречает, где кончается вода

ни мольбы от пенных губ не оторвать
эту глубь ни умалить, ни умолить
эту книгу нам, как вену, открывать
но ни капли крови в небо не пролить


* * *

                                    Алексею Захаренкову

скажем, в орла
попадает стрела
или коса на камень нашла
или нашла коса на камень
хочется в рифму сказать: каблуками
или не в рифму сказать: посошок

рыбку посадишь в цветочный горшок
кудри отпустит, от рук отобьётся
то подавай ей густой гребешок
то подпевай ей, когда распоется
и потакаешь — а что остаётся

льётся вино
виноградной строкой
счастье дано
и оно под рукой

сетовать совестно, комплексовать
ямочку прятать в бородку петушью
лучше в альбоме коня рисовать
белой свечой, несмываемой тушью

или отломятся велосипеды
высыпать в поле, попить из копытца
хочется в рифму сказать: на раздолье
и не толпиться, и не торопиться

между собой ни о чём говорить
время терять, материть президента
или с друзьями ковчег мастерить
или не в рифму сказать: будь что будет
нынешним утром кто нас разбудит

катенька тенькает
дяденька тренькает
                        на балалаечке
бьёт барабан: т а р а б а м

рыбка, а срежется чуть каблучок
букой посмотрит, сожмётся, отчается
идёт бычок, качается
дичится дурачок

нет бы учить
иностранную речь
раны лечить
и патроны беречь

бодро светает — тбилисский петух
дивно ревёт, простота ерихонская
удаляется звёздный пастух
голова улыбается конская


* * *

                        Михаилу Кочеткову

я проснулся в походном лесу
шли деревья себе на войну
эй! — деревьям я строго сказал
а они мне ответили: НУ

я зубами вгрызался в кору
я стучался в стволы головой
а они всё печатали шаг
свой задумчивый шаг строевой

эй! — сказал я пичугам лесным
что на гнёздах сидят и сидят
почему все идут и идут
и никто не вернётся назад

НУ, — сказали пичуги в ответ
мы на гнёздах идём на войну
ничего в этом странного нет
в этом странном задумчивом НУ

я проснулся в холодном поту
в человечьем горячем дому
ты плыла у меня на плече
я про НУ не сказал никому


* * *

                                                                                    Ольге Седаковой

давай собирать слова и строить дом
возьмём разговора ковёр тарабарский
узорочье речи
дикарский могучий глагол
гул-гомон имён, весь гагачий
весь галочий, птичий базар человечий

уйдём с головою в окно слуховое
выю выгнем
ухо выгоним в сад
в чирк и щебет сокровищ ярчайших
в гвалт и цвирк сладкогласых вещей
в громыханье и цокот, в техканье и сопенье
шаек, лампочек, розог, фуфаек
карамелей, циновок, жаровен, вагонов, колец
да поди всех привадь, приручи, обвенчай, пожени
дай из блюдца умыться водой
перед книгой стоять молодой

власогласый орёт букварь на цветущих корнях велимира
кристаллический щёголь к нему говорит, мигочей
имяходцы они, неботроги они, храмодеи
реченосцы они на голодных тетрадных полях

чёрно-белая книга шумит
черноплодная книга горит
белогривая книга говорит

что за птицы, за птицы в винограднике ближнем клюют и поют
сад так чудно устроен, как флейта, он полон ветвями и пуст
каждый куст обитаем, огромен-укромен, исполнен и ягод, и птиц
есть гнёзда, есть гроздья — здесь комнат не вьют
твой труд неуместен, строитель
эдесь птицы темницы не строят, но даром клюют и поют

мы на свадьбу призвали слова, из красивых камней
мы нестрогую книгу сложили, отвесную реку
вниз по камешкам мчится нестройных речей борода
дом, как дым, не стоит — он, как сон заоконный, теснится
в нём строитель бездомный перед садом бездонным молчит


* * *

в шерсти горячей прячет виноград сырая дочь
как сердце прячет
она — весна, чьё платье талое в стакане плавало небесном
как плакала душа в саду чудесном

в широкой мысленной ночи
под молнией пастушьей
меня мычанью научи
и вольности послушной

чтоб играл виноград
            по холмам
                       как дальний гром

где кровь, как шерсть, вопит
да бессонный словарь спит
да вширь скула идёт
и вмерзает душа в лёд

ты говоришь, а волосы твои мне говорят
как лёгкие шары, что по сердцу, как первенцы, летят
как царь восклицает, танцует и целует виноград
что две из трех околицы благовествуют и приветственно горят

весна, как хлипкое ребро, как лодка слуховым плечом
врезается в песок мычанья, в плач и жалобу взахлёб
удочерили чтоб, укрыли
и тёплое питьё, как милость, поднесли


* * *

                                    Елене Шварц

Давай себя развеселим —
пойдём гулять в Ерусалим!

Ты будешь ехать на осляти,
а я глядеть в окошко сзади —
галдеть и злить худую смерть,
плясать и петь пред ней, как снедь.

Пускай вопит и ненавидит,
как слива, лопнет и ослепнет —
и не обидит, не увидит,
как детвора растёт и крепнет,
как со двора пойдёт гурьбою
в Ерусалим. А нам с тобою
из-под земли — из самой ямы
на них глядеть глазами мамы.


Гнев об Аронзоне

хорошо стоять вдоль неба
хорошо стоять вдоль сада
        никуда стоять нелепо
   ни за чем стоять не надо

    ты не клятва, а молитва
      ты не битва, а свобода
                 Иисусова улитка
           и улыбка небосвода

      у меня в кармане слева
 небольшой глоточек неба
          и ещё кусочек гнева
         или это сердце слева
         или это сердце слепо

Звероносец

1. Оно

Оно с малолетства могучее здание, —
Тело всё заполнило сознание!
Оно, как лавина, по склону летело,
Оно, как вершина в долину, глядело!
Бывало, сверстники гурьбой в него стучат, —
Оно сокрушает детей, как рычаг!
Рычат поверженные и слезами прыскают,
Тело проклиная богатырское!

Как граф Толстой хватал руками ядра,
Юность прошла на столе бильярда!
Метался пленный дух, как шар, во тьме, —
В огне неистовых желаний!
Оказался незрелый мечтатель на дне,
В кругу сомнительных собратий!
Подростки бездельничали, пировали,
А также распутничали, воровали!

Девочка играла на рояле,
Занималась с учителем музыкой,
Ездила с уроков на трамвае,
Возвращалась тропинкою узенькой.
Тело на бедняжку навалилось
И беззащитным хмелем насладилось!
Побежали домой, презирая возмездия гром, —
А дома — на столе — закрытый гроб!

Мама! Я к сердцу твои прижимаю кусочки, —
Твой блудный сын дошёл до точки!
Убийца я твой у раскрытого гроба, —
Ты молчишь, голубка, черноброва!
Мой чёрный грех тебя навеки перерезал, —
Тот скорый поезд, что летел по рельсам!
Затянулась петлёй воровская малина, —
Отныне не жизнь — а могила!

Ужасный странник шёл куда глаза глядят, —
Пускай убивают, если хотят!
И там в блужданье, как всегда бывает,
Настала смертельная веха:
Слёзы на грудь проливая,
Он встретил Глиняного Человека!
Как, встретив идола страшней себя,
Не обезуметь, выйдя из себя!

Исполин рос, как труба ТЭЦ!
Из расщелины полз, как удушливый дым!
И я встал в полный рост перед ним,
Чтобы стоя встретить конец!
Но мистический холод сковал грудь,
Заметались птицы окрестных рощ!
И тут застонал я во всю мощь!
Раскололся горшок на тысячи груд!

С тех пор неотступно Он гнался за ним,
Греха могильный страж из глины.
И криком он Их поражал одного за одним,
Бессмертных идолов могилы!
Уже не мог он ни есть, ни спать, —
Истукан возвышался всё ближе и ближе,
Отбирая за пядью пядь
Из того, чем душа дышит!

И только когда незримо
Выходила из гроба мама
И грудью кормила сына,
Зарастала смертельная рана
И редели клочья дыма.
Так однажды родная сказала:
«Найди, сынок, обитель,
Чтобы слепыми глазами
Тот горшок тебя не видел.
Мой мальчик, стань монахом,
Надень на живот моё имя.
И Бога славь со страхом,
И Веру носи перед ними!»

2. С котомкой

С горки на горку — пешком —
Шёл детина с полиэтиленовым мешком!
Он нёс в мешке заплечном не подарки,
Которые дети увидеть хотят, —
А половинки и останки
Раздавленных котят!
Там были судеб золотые обломки:
Цыплята, ёжики, болонки!

«Куда ты несёшь этих кошек вонючих?! —
Ему с гримасой говорили. —
Ты теперь уже не мучь их,
Их навеки уже задушили!»
На это звероносец отвечал им:
«Молчите! — они вас услышат.
Как в утробе, за плечами
Младенцы невинные дышат!»

«Ты где-нибудь на пустыре
Зарой это скопище гноя и смрада!»
«Нет, деток ждут в монастыре, —
Им в Раю успокоиться надо!»
Так, назойливых мух отгоняя,
Он шёл, вокруг глазами рыская:
Не это ли Ворота Рая?
Не ограда ли тут монастырская?!

А вот что видела однажды
Стюардесса в ночном самолёте:
Комары, обезумев от жажды,
Лакомились телом на болоте!
Оно, как живая свеча пред иконами,
В болоте голое белело, —
Как войлоком, объято насекомыми,
От укусов яростных горело!

Комариков целое войско хлопочет, —
Пьёт хмельную кровь, попивает,
А могучее тело хохочет, —
Ничуть его не убывает!
Тут раздался бычий рёв:
«Почему я торчу здесь ночами?!
Вы напрасно пьёте мою кровь, —
Оно веселей, чем вначале!»

3. У стен обители

За оградой белокаменной —
Вековая стоит тишина.
«Иноки, впустите Каина, —
Раскаянья чаша полна!
Ноша у него многострадальная —
Дохлых кошек полная мошна!
Ещё есть одёжа тайная —
Нательная Вера одна!»

Тут из ворот выходит старец,
Благообразный и седой.
С ним послушник идёт молодой,
Крутя ногой вертлявый танец!
Скиталец на колени опустился,
Православный народ расступился:
Смотрели все на сцену у ворот,
Разинув рот!

То, что ветхий схимник тихо молвил,
Было — гром и молния!
«Котомочку, — сказал, — клади у входа
И с Богом входи, за порогом — свобода!»
Как будто на слона наехал самосвал,
Так за спиной мешок забушевал!
Обезумели от гнева и обиды
Те, что машинами были убиты!

Кульгавый послушник осклабился гнусно!
Так захотелось сбросить груз, но
Смотрели десятки восторженных глаз,
Как подлец зверей предаст!
Но в этот день у стен святой обители
Позора не видели!

Старец крестом осеняет поклонников
И сгорбленной походкой удаляется, —
Звероносец изумляется:
«Нельзя малюткам спать без гробиков!»
Потом вскочил единым махом
И в двери с мешком — за монахом!
Но кто-то ему заступает дорогу,
Волоча хромую ногу!

«Не стой на дороге, послушник-Иуда!
Будет из тебя какашек груда!»
И, схватив его в охапку
Богатырскою рукой,
Швыряет в кудрявую травку,
Как тряпку, его под стеной!

Тут увидел я рисунок на стене:
Смотрели покорно глаза,
Как черти лютуют во мне, —
А по щеке текла слеза!
Я росой-слезой умылся,
А сердце опомнилось: «Бог!»
И, как часы, остановился
И сдвинуться с места не мог!

Не помню: вывел меня кто-то
Или я выскочил сам,
И сколько дней потом без счёта
Я кружил по окрестным полям,
О еде-питье не тоскуя,
Тот искренний образ храня,
И неистовым сердцем ликуя:
«Мой Господь, Ты призрел на меня!»

4. В Раю

Ещё до холода успел я!
В середине ноября
Он жил среди монастыря,
И была у него своя келия!
В ящиках, за мусоркой, украдкой
Вера дом соорудил, —
Деткам он делал кроватки,
А потом ночами хоронил.

Однажды после похорон,
Когда по-над лесом светало,
Под клик разбуженных ворон
На тесном ящике мечтал он:
«Никто, никто меня не выманит из Рая
Туда, где ловит Глиняная Башня!
Здесь, на святой земле Израиля,
Ничего мне не страшно!

Расцветает утро колокольное,
Уже поклоны бьёт честная братия...»
Всё ближе змея подколодная
Ползла, источая злосмрадие! —
Пока он ютился на ящичке,
Красотою умиляясь,
Уже послушник в красном ватничке
Стоял за спиной, ухмыляясь!

Он сперва подкрался хитро,
А потом зашипел, как ехидна:
«Наконец-то, — зашипел, — я тебя выследил,
Вот ты где, чародей, прячешься!
Много, тварь, чертей наплодил?!
Ты за всё теперь расплатишься!»
Заныло сердце, как птичка в клетке:
Сладко петь не в тюрьме, а на ветке!

Отвечаю я ему: «Братушка!
В Гомеле живёт моя матушка.
Матушка частный домик продаёт,
А денежки в монастырь отдаёт.
Можно я ещё поживу —
Материнских денег подожду?
Можно я ещё помолюсь,
А потом с тобой поделюсь?»

Послушник алчный на приманку клюнул,
Хотя сперва не дал ответа,
А только смачно плюнул!
Потом возвращается после обеда:
Принёс от трапезы объедки
И две конфетки,
Ещё православную литературу:
Про Антихриста брошюру.

«Это не книга, — сказал, — а граната!
Читай, пока есть время. Надо,
Чтобы русский народ просвещался
И с жидами не общался!
Сердца людей закрыты на засовы, —
Славяне забыли о Боге!
А Папа Римский и масоны
Строят на Руси сигоги!»

Как своенравная река,
Ярясь, глотает рыбака,
Порвалась послушания плотина —
Уже послушник в пасти крокодила!
Чтоб долю увеличить в дележе,
Он напрестольный крест принёс уже
И два кадила!
Потом ещё новёхонькую рясу,
Монахом не надетую ни разу!

«Когда, когда твоя приедет мать? —
Долг растёт день ото дня!
Каждый миг тебя могут поймать, —
Терпенья больше нету у меня!»
Вера руки складывал в мольбе:
«Трепещет и хиреет враг,
Когда гурьбой бредут монахи в киверах!
Хочу такую башенку себе!
Найди же, что́ сто́ит тебе!»

Всё ближе дикая развязка —
Блеснуло лезвие ножа! —
Послушник страстный послушание
Мне отдаёт, душой не дорожа!
Большие караваи хлеба
Он в нору ко мне приносил,
А я ножом, как бритва острым,
Хлеб на кубики крошил.

Он носит и носит мешками
На кухню кубики мои,
А там послушники сушили
Для братской пользы сухари!
А я слезами умывался,
Так счастлив братии помочь,
Пока проклятье не свершилось —
Совершилось в кромешную ночь!

Луна не решилась на небо, —
Природа замерла от страха!
Зверское убийство совершилось
Под покровом мрака!
Выполнив ночное послушание,
Беспомощно лежало тело на полу,
Лишь сумрачно мерцало на обрезках хлеба
Полотнище ножа в углу!

Как вдруг испуганная мама
К большому телу подошла
И сына будила упрямо,
Но добудиться не смогла!
Как вдруг послушник вероломный
Стоит над телом с топором,
И вот, рассудок поборов,
Вонзает он топор огромный!

Очнулось могучее тело, —
Булатный нож в руке! —
И кончено мокрое дело,
Вера заревел в тоске!
Вздрогнули иконы на стене!
Вздрогнули насельники во сне!
Так было по весне
В мужском монастыре!

5. Бой с телом

Пока гниют обугленные ноги,
Я снова пою вдохновенные строки:
Ещё убийство помнила рука,
Вера в чистом поле встретил петуха!
Навстречу идёт горделивая птица, —
Уныло пятится убийца!
Готов в сырую землю от стыда
Он зарыться навсегда!

«Орехи, горох! — говорит петушок, —
Веру предал вещмешок!
Всё из-за кошек ошалелых,
Что вечно летят под колёса!
Если б Вера не жалел их,
Не было б вопроса!
Украсил бы хор монастырский
Послушника рёв богатырский!

Два путника, петух и человек, —
Богатырь и птица! —
Теперь хотят вдали от всех
На планете пустой поселиться!
Чужд им глупый смех, —
Кто хочет, пускай веселится!
Они задумали навек
От юдоли земной удалиться!

Вдали от кошек и собак
Будем свой курить табак
Без мук собачьих! А пока
Петух достанет червяка
Из твоего колена,
Будто из полена!»

Пропел: «Затравим червячка!»
И вдруг железным клювом
Петух в колено клюнул!
Червяк в зубах у петуха!
Но это был не червь,
А человечий нерв!
Человек под током!
Петух моргает оком!

«Очень сладкий червячок! —
Говорит, — хочу ещё!»
Опять нестерпимая боль, но
Петух кричит довольно!
Человек под током!
«Отчего же так жесток он! —
Вера не может решить, —
Если ты хотел дружить?!»

«Ах, гадина, смотри, что ты наделал!» —
Вера заревел в сердцах.
Волны снега синеют кругом,
сияет простыня до горизонта.
А по краям белоснежной тарелки
пеной закипает воротник.
И хлынула кровь песнопеньем,
и загремели кости боевые!

«Ах, гадина, смотри, что ты наделал!»
Такая началась потеха!
Плоты и лодки по волнам летят —
осколки и обломки —
людей, лошадей и котят!
Клочки, ошмётки, потроха
летят могучей кучей в петуха!
Держит заяц кровавое знамя
искорёженной рукой!

«Ах, гадина, смотри, что ты наделал!»
А хищная птица шипит:
«Ко мне, ко мне, мои котлетки!
Люблю вонючие объедки!»
Он клювом толкает Луну
и шипит: «Люблю войну!»
И полк за полком —
всю лавину глотает целиком!

«Ах, гадина, смотри, что ты наделал!»
Пуста кровавая поляна,
только заинька с флагом стоит,
но это не заяц, а мама!
Мама, мама! Коленка болит!

А петушок-мерзавец
Не знал, что мама, а не заяц!
Не знал, что мама у меня —
Броня!

А я как крикну: «Мамочка!
У меня на щеке ямочка!
Это я, твой сынок родной!
Я не знаю, что со мной!»

«Да, я мать одного мальчугана, —
Тихо ответила мама, —
Когда ещё его носила,
Я у Господа просила
Об особом даре слёз.
Моё моление сбылось!
Святые Ангелы сказали:
Твой сын умоется слезами.
Он слезами будет пьян,
Как Тихий океан!

А ты, Пустая Глина,
Мне не заменишь сына!
Как ты высох от греха, —
Ты стал подручным петуха!
А ну пролей на гадину
Хотя бы виноградину!»

Оно стояло средь долины
С провалом рта, как край могилы! —
И только хруст и скрежет глины
Расслышать в тишине могли вы!
Оно хватало челюстями
Морозный воздух, как клешнями,
Но только змеи злого дыма
Ползли из жерла Исполина!

Оно хотело крикнуть: «Мама!
Я жертва подлого обмана!»
Но вместо крика грянул гром —
И рта захлопнулся сумбурный гроб!
А из могильной тёмной ямы
Не докличешься до мамы!
Но чу! На дне сухом колодца,
Я чую, будто мышь скребётся!

Как будто кошка лапкой трогает,
О стенку мягкой шёрсткой трётся!
И только я помыслил: «Бога нет!» —
Как чувствую: сейчас Оно взорвётся!
Как жаба, вспучилась утроба,
Родильный разошёлся шов:
Слезой Всемирного Потопа
Наружу вышел вещмешок!

Росинкой полиэтиленовой
В Долину Смерти он упал!
И разлетелась по Вселенной
Пустого тела скорлупа!
Ещё дымятся на планете
Амбала чёрные куски,
Но зашумели, словно дети,
Зверей деревья и кусты:

Стволы — слоны!
Кроны — коровы!
Суки — барсуки!
Листья — лисы!
Цветы — коты!

Как небо, ширится рыданье!
Растёт дремучий Сад Зверей!
И солнцем праведного гнева
Слеза сверкает меж ветвей!
А на листочках, на цветочках
Душа и Вера танцевали! —
Они на ножках, на ладошках,
Как солнца зайчики, играли!
Кто был калекою в аду —
Стали ветками в Саду!
Кто пылился обломками —
Стали сильными и ловкими!
Кто был культяпка и костыль —
Покрылись волосом густым!

А петушка и след простыл!


  предыдущий автор  .  к содержанию  .  следующий автор  

Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service