* * *А и вправду не на кого пенять, ибо в зеркале те же знакомые лица, голос времени, силящийся понять, не умеющий понимать продавщицу, переспрашивающий, для десятка яиц не имеющий ни кулька, ни сетки, ты и сам лишь одно из знакомых лиц всё того же фасона, и тот же редкий дар из сказанного в простоте не усваивать ни единого слова, все твои либерте и фратерните — ерунда против выраженного толково пожеланья идти тебе и идти, одобрительно встреченного в магазине, а всего-то и дел — купи, заплати и исчезни, как не было и в помине, что ж ты жмёшься у стойки, мычишь в ответ, когда нужно рявкнуть или покорно смыться, и, вернувшись, услышать из толщи лет голос времени, взвизгивающий, как продавщица. * * *
Ходит слух, что спокон веков и до конца времён ты отвечаешь за птиц и жуков, а за всё остальное — Он. Но если и впрямь во власти твоей то, что летит гудя, будь справедлив и на Вестерн-хайвей не посылай дождя. В числе расплат мы учли твой ад и всё, что ты нам припас, но дождь на скорости сто пятьдесят — много даже для нас. Четыре ряда с любой из сторон, огнями слепя в лицо, — быть может, не ты придумал гудрон, двигатель и колесо, но даже и в ревности гордой своей соперников не щадя, будь справедлив и на Вестерн-хайвей не посылай дождя. Тебе видней, как река огней влетает в стену воды, и только взбрызгивает над ней короткий скрежет беды, горелой резиной туман разит, слепой вираж недалёк, где тех, кто вздумает тормозить, соскрёбывают в кулёк. Ну что ж, повелитель гадов и змей, скользящих по всей земле, быть может, не ты придумал хайвей, тойоты и шевроле, и свет в упор — так по складам гор лава течёт во тьму, но что с дождём у тебя перебор, ясно даже Ему. И тьма — гроза, и огонь в глаза, и дым, и рокот, и гром... Ещё придержи в рукаве туза, ещё подожди с дождём. По четверо в ряд влетающих в ад ты примешь когда-нибудь за той развязкой, где Вестерн-хайвей вливается в Млечный путь. * * *
В Гамале все погибли, кроме двух сестёр Филиппа. Во время тройной зачистки их не смогли найти. Гамала относилась к городам крепостного типа, куда очень трудно ворваться и откуда нельзя уйти. С трёх сторон высокие стены, а с четвёртой — гребень обрыва, висящий над чёрной прорвой, куда страшно даже смотреть. Около пяти тысяч жителей, когда ещё были живы, бросились в эту пропасть, предпочитая лёгкую смерть. С ними были деньги и вещи — довольно странный обычай! Спуститься туда сложно, подниматься ещё трудней. Но кое-кто из солдатиков всё же вернулся с добычей. (И некоторые предметы сохранились до наших дней.) Хронист, описавший всё это, был горек, сух и спокоен. Он пришёл туда с победителями, в одних цепях, налегке. До того, как попасть в плен, он был храбрый и стойкий воин и командовал обороной в небольшом городке. Потом их загнали в пещеры и обложили туго, и когда между смертью и рабством им пришлось выбирать, они после долгих споров поклялись, что убьют друг друга. Он остался последним. И он не стал умирать. Он писал прекрасные книги. Он улыбался славе. Его любили красавицы. У него удалась судьба. Он и сегодня известен нам как Иосиф Флавий. Флавий — это имя хозяина. А Иосиф — имя раба. Мы обязаны памятью предателям и мародёрам. Мы обязаны сладостью горьким всходам земли. Мы обязаны жизнью двум девочкам, тем, которым удалось спрятаться так, что их не нашли. * * *
Низколобым динго, молодым и поджарым, пожилым крокодилом — по ноздри в болото... Если один переезд равен двум пожарам, что говорить о бегстве посредством Аэрофлота? Граждане пассажиры, улепётывая над миром в жестяной летающей миске с дымком пригоревшей каши, будьте особо внимательны при подлёте к озонным дырам, ибо одна из них — ваша. Уже не имеет значенья — упасть орлом или решкой — затягивая на чемоданах обвязку из мёртвых петель... Маниа грандиоза — полагать себя головешкой. Это падает пепел. На варварийской латыни, на эмигрантской фене — граждане погорельцы, выпускники вулкана, — не рассказать — откуда прилетает железный Феникс через два океана. Смена судьбы, полушарья, эпохи, времён года, климата, звёздного неба — всего лишь билет в аэробус, пахнущий керосином. Когда найдёте работу, купите другой глобус. Во глубине дыры, в бессоннице, в загранице посреди шестой телесерии сновидений для бедных возникают помехи — идёт на посадку птица регулярного рейса из бездны в бездну.
|