* * *

Ты на ветку повесила платье,
а в небе ни зги журавлей,
и земли край в траве светится...
Тебе не холодно? — Не холодно теперь!
Теперь не холодно... Трава светится!
И журавли бьют крыльями о край.

Праздник

Как сладко, малютка, качаться на ветке —
как в страсти поистине бес бесподобен.
Всё, детка, в порядке — венчается Гретхен
оркестр-оркестр, разбитые стопки.

Содом и Гоморра, саади гомеры...
да что там гомеры — пингвины! гагары!
столпились, слетелись, гремят Ниагарой,
но ксерокс имеет железные нервы.

Кокетки-минервы — как серны, как свёрла:
то в душу то в сердце — за галстук за доллар...
Искусство-бессмертье-иисусы-конфетки —
так сладко, малютка, качаться на ветке!

Жокей

Ты женщина брутальной красоты,
по венам кровь твоим течёт ориентально,
в твоём кипчакском теле гениально
сосредоточены любимые черты.

От линии бедра к изгибу шеи
протянут взгляд твоих миндальных глаз
Вдруг в них как будто газ
внезапно загорается. Поражены мишени —

Меня увидела в красивом пиджаке.
Иду навcтречу парковой аллеей.
Я словно ласточка на горизонт наклеен.
Я точно сердца твоего жокей.

* * *

Мысль изречённая есть речь.
Изложенная мысль есть ложь.

Песнь

Птиц, оторвавшихся от гнёзд,
напившихся пространства голубого,
уставших рыб, сложивших бело-руки-плавники,
деревьев, покачнувшихся от скуки,
зверей рисованных, и просто так зверей,
галдящих в чаще пустословья, мы слышим песнь.
Она прекрасна!
И девок огненная пляска...

* * *

Я касался высших сфер.
Я казался выше всех.