* * *

— который час? — спросила тень
в стклянном мире нет ответа
— на мякине нас не проведёшь
дышат на руки алчущие лета
метанойя — срамота
китайская грамота
мы не сторонники разбоя,
но и без боя не сдадимся.
там хорошо где мы есть
только негде сесть
приходится всё время стоя

* * *

cиноним вечера —
чёрное пёрышко
опадает на
подстеленный зной земли
в полёте становясь
вороньим крылом.
в который раз внушена мысль о том
что так случается впервые
скороговорка кварталов
прерывается паузой мостов
почти все смотрящие из окон,
не сговариваясь, думают о чуде

* * *

когда с небес к нам сходит бог рогатый
он бьёт по рёбрам нас тяжёлою лопатой
потом глядит пронзительно и хмуро
и всё молчит — такая уж натура

когда из тьмы приходит чорт лохматый
он бьёт по яйцам нас тяжёлою лопатой
и прочь во тьму уходит чорт понуро
и всё молчит — такая уж натура

мы ж обвязавши раны полотенцем
кричим во сне — нам чудится Освенцим
исчезнет след последнего ушиба
нам должно вслух произнести «спасибо»

* * *

огрызок груши — мёртвый воин
в бою неравном был убит
но лучшей участи достоин
чем на столе лежать забыт

* * *

изобретательный закат
добросовестные сумерки
чистосердечная луна
бескомпромиссные звёзды

* * *

холод
бок костёлa исколот
веткой клёна
тронутой признаками тлена

* * *

худоба неба
над двойным подбородком собора

после этого сорта кофе
остаётся вкус клея почтовой марки

тянется горизонт
достать из-за пазухи
мятый платок
латинского квартала

* * *

сброшу кожу гусиную,
надену кожу шагреневую,
поменяю рожу синюю
на такую же, сиреневую.
как можно осторожнее
перелью из пустого в порожнее.

* * *

в самом деле, что за шутки —
лёд на лбу
вторые сутки греет, а не холодит.

в самом деле еле-еле
душа в теле —
огоньком раскосым вянет и смердит

* * *

море больше не волнуется
море ветру повинуется

ветер больше не волнуется
ветер богу повинуется

бог никому не повинуется
он один за всех волнуется

* * *

вселенной вешней
всешняя леность
планиды тонут в киселе
в кисее нудного тумана
в обнимку ходят фарисеи

* * *

апельсиновые корки
закапанный воском
ломтик сыра

томик лорки
с иллюстрациями автора
запах хлорки

осень в нью-йорке
вкрадчивый звук
терменвокса

КИРИЛЛОВ ИЗ БРЕСТА

мат, рост —
матрос.
мат, торс —
матрос.
мал рост?
а рот?
мал рот?
ну вот
сух куст твой,
искусство

юнга по имени рома,
возращаясь с рейда,
любил читать юнга
фромма и фрейда.

ещё нужна сноровка,
нужна серьга в ухе,
татуировка
в таком духе:
«гуляет фаллос одинокий
в тумане моря голубом»

* * *

по дороге туда нам не встретиться,
а в дорогу обратно не верится

* * *

затянула плёнка века
голубиный глаз
в конце нынешнего века
выпал снег в последний раз

* * *

кто пил из моей чашки,
спал на моей подушке,
укрывался овчинкой моего неба,
плевал в колодец моей души?

* * *

перед нами писатель:
57 лет, шепелявый седой мужчина с бородой, курит мальборо;

перед нами писатель:
46 лет, бритый череп, ироничные глаза, злые губы;

перед нами писатель:
38 лет, благородная шевелюра, располaгающий голос, свитер;

перед нами писатель:
22 года, атлетическое сложение, ёжик, одежда военного образца;

перед нами писательница:
46 лет, xудое измождённое лицо, пышные с проседью волосы, перстни;

перед нами писатель:
46 лет, толстяк с громким голосом; смеётся, тряся щеками;

перед нами писатель:
53 года, гумнецо, благородно повязан платок, низкий спокойный голос, безразличный взгляд сквозь очки;

перед нами писатель:
41 год, нависающий лоб, светлые ресницы, заика;

перед нами писатель:
65 лет, простое открытое лицо, малороссийский выговор, следы татуировок на пальцах;

перед нами писатель:
29 лет, женственные движения, высокий голос, футболка с портретом Че Гевары;

перед нами писатель:
30 лет, ранняя плешь, худое измождённое лицо, круги под глазами, нервные движения;

* * *

тысяча и одна бестолочь
тысяча и одна немощь
тысяча и одна мелочь
а ночь?

* * *

летают самолёты треугольниками
поэты пишут ямбами и дольниками
пекутся равнобедренные пряники
но мы не станем поддаваться панике

* * *

из песни не выбросить ни слова
выбросил
не выбросить ни слова
выбросил
ни слова
выбросил
ни слова

* * *

поэзия так глуповата,
так глуповата,
так глуповата,
так беззастенчиво глупа,
так безобразно глупа,
так непростительно и тошнотворно глупа,
так глупа,
как проза, хотя проза
значительно глупее,
на порядок глупее.
казалось бы, разве можно глупее?
а она ещё глупее.

* * *

любой доро́гой оказаться в аду
заполнив вотще простотой пустоту —
хуже воровства — к своему стыду
услыхать "постой" за версту

того же самого и тебе
чтоб так же и по твоей губе
благих намерений тёк бальзам
чтоб той же уздечкой тебя по глазам