ХРИСТОС В ВИННОМ ПРЕССЕОстрый нож срезал гроздья, созревшие пурпуром в срок,
их свалили на доски, пропахшие уксусом винным,
и Отец наклонился над голым и страждущим сыном,
и протянуты кружки, чтоб черпать живительный сок. ...Это, в общем, несложно — людские грехи искупать:
самый грешный из них перед Господом вовсе не грешен,
если выжато поле, а жёнке приспело рожать,
и пудовый замок на амбарные двери навешен. Дозревают плоды: плодородье, спешащее в смерть,
словно битая дичь пялит глаз свой, невинный и круглый,
и к мужицким пирам наклоняется долгая Твердь,
а в Псалтыри краснеют нарядные липкие буквы. В Отчей щедрости ржавой таится начало конца:
лечь, как листья лежат, и не ставить пред небом условий.
Над дожатой землёй снисходительно око Творца,
и дрожат его ноздри от запаха жертвенной крови. Сок бормочет сквозь бочку: Опять ты покинул Господь,
и румяный ягнёнок спокойно питает хозяев,
и до Иосафата почиет усталая плоть,
удобряя поля для фламандских крутых урожаев. Пусть на Ниву Господню навозом грехи упадут!
Каждый выберет место — кто в прессе, кто около пресса.
Забываются муки. В дела воплощается труд.
Бремя наших грехов тарахтит по дороге прогресса. ...От попоек и нимба наутро болит голова,
орды ангельских сил вспоминать уже трудно и странно,
и под каждым распятьем краснеет и мокнет трава,
и осенние мухи спешат на раскрытые раны.
ПУСТАЯ УЛИЦА
Я иду
я всё ещё иду по этой улице
какая прекрасная улица
и как хорошо идти по ней
шуршат шины
фонари пускают круги в вязком алкоголе
какая прекрасная улица
и какая длинная
в освещённых ячейках
едят ссорятся отмечают
мне не понять
что кричит из их магнитофонов
суки с отвисшими сосцами шелестят возле мусорки
но они слишком заняты чтобы подойти и обнюхать меня
возня котов
слаще чем шелест ветра в листьях
какая прекрасная улица
и какая пустынная
в детстве
мне казалось, что по этой улице я приду к чему-то хорошему
можно выкрасить в голубой цвет волосы, но нельзя выкрасить в голубой цвет мысль
во мне слишком много красного
поэтому мне будет больно умереть
какая прекрасная улица
как пьянит её дыханье со слабым запахом гари и мусоровоза
крадущиеся тени в подъездах
сегодня я позволю вам украсть мою братскую любовь
нежность
заливает пятиэтажные небоскрёбы и теснит мне грудь как вода
люди прекрасны
даже в мертвенном свете семнадцати мгновений весны
я благодарна
за всё что со мной сделали
человек может вынести всё что угодно кроме свободы
я иду
я кажется всё ещё иду по этой улице
какая прекрасная улица
и как далеко можно уйти по ней если идти всё время вперёд и вперёд
Одиссей На огигии
жив
вместо волн — галька
и у неба
твои глаза *ветки колышутся
можно гадать — зверь или нимфа
хотя ничего не меняет
если в листве
виденье осторожных ног
обрисованных
светом загаром ли
нежной плюшевой шкуркой
раздвигающих листья ты пробежала тут
стать хоть кабаном
не знающим слов и имён
поднырнуть тебе под ноги
с радостным хрюканьем о будь кем угодно
хоть оливой в чёрных плодах
хоть ёжиком *пухлощёкий Эол с моря
дрожь и шорох в листьях
— имя
шорох...
имя...
шорох...
имя... *сквозь зелень золото тела —
это олень ободрал иву в золотистом лубе та же нежность
та же дрожь к каждому прикосновению
та же пугливая лесная душа маленькие дриады смотрят из кустов —
смеются... *рот щека волосы
бронзовая заколка возле уха —
забытое и как ты звала меня домой когда я смолил лодку на берегу (твой мизинец как ракушка
колено царапины
всё забыл — всё
только солнце
— свет и тепло —
похожее на твою улыбку) только свет
только солнце сквозь веки
похожее на твоё тепло *этой ночью
ты любила меня
сырые солёные волосы вьются как твои кудри свет
ранние птицы
(когда-нибудь потом ты ещё придёшь взглянуть как я плачу)
и цветущий орешник скользит по темени как рука *забыть —
тогда не будет тебя
и слепой боли каждое утро
и слепых проблесков в листьях
как будто зубы блестят
в невидимой улыбке
и шороха лёгких шагов за спиной на который я уже привык не оборачиваться забыть
тогда не будет тебя
тогда ничего не будет *воды
до горизонта и дольше за горизонт седобородый Тетис
сторожит
спасает тебя от меня
и от моего голодного безумья (если бы мы встретились — что бы я сделал?
заговорил?
набросился?
убежал прочь?) столько лет
я не понимал что ты чудо
какое чудо
а сейчас невозможно поверить что эти пальцы когда-то касались тебя (если бы мы встретились — что бы я сделал?
не узнал?
испугался?
умер от любви?) солёный Тетис
спасающий меня
от тебя и безумия старый слепой Тетис
уже почти не спасающий *зацвёл боярышник может быть это привет от тебя
(кажется ты любишь всё розовое) форель
зашедшая в ручей на мелкое
стоит и ждёт
просто ждёт моих рук тихо шевеля плавниками кажется ты любила угощать меня рыбой
выбирая косточки
радостно смеясь
когда я ловил твои пальцы и облизывал ты ведь и меня любишь
любила
кажется
ПОСЛЕ ПОСЕЩЕНИЯ МОСКВЫ В СЕНТЯБРЕ 2001 г.
новая осень — техногенная
листы
улетают по проводам вместо почтовых ящиков
(опустевший ствол — я) кто мне первым крикнет
— король голый!
не глядят холодно
так холодно как будто я разделась до души совсем новая
техногенная
осень
НА ПОСЕЩЕНИЕ МОСКВЫ В МАЕ 2003 г.
Смотришь в ладони, а там —
ЖИЗНЬ.
Золотая, голубая, с блестящими камушками... (Лубянка, Китай-город, Третьяковская,
люди, ларьки, пиво.) Пиво, которого я не хочу.
Бусы, которых я не хочу.
Книги, которых я не хочу.
Люди, которых я не хочу. (Некоторые, кстати, весьма и весьма...)
И чужие стихи —
местами даже забавные. Жизнь лежит себе тихо. Пускает лучики.
(Красивая штучка.
Только совсем ненужная.)
|
