Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
Антологии
TOP 10
Стихи
Стихи
Стихи
Сокращенный вариант романа Л.Толстого «Война и мир»
Стихи
Стихи
Стихи
Стихи
Визуальные тексты
Стихи


Инициативы
Антологии
Журналы
Газеты
Премии
Русофония
Фестивали

Литературные проекты

Нестоличная литература

Поэзия и проза регионов России напечатать
  предыдущий автор  .  к содержанию  .  следующий автор  
Игорь Жуков

Епонский городовой

Все дело в том, что я городовой не просто, а
Епонский, недосказанный и мягкий, на углу
мой пост, мой город, мой Епония, язык
мой враг (враги) порядка, то есть гармонии, и вот
       на кимоно орел двухглавый
       и рыба бьется на боку.

Порой я однорук — пустой рукав.
Порой я одноног — пустой сапог.
Порой люблю — пустая голова.
Всегда не цел, всегда немного не хватает, а кругом
Епонский город — я рискую невпопад как патриот.
В деревне невозможно жить: природа.

Когда бы знать, насколько узок глаз,
когда бы знать, насколько позволяет кодекс
последовательность и завершенность в мыслях и поступках жопа
объективный коррелят.

А стильные Джон-Сильверы мои
на свежевыкрашенных деревяшках
с резиновою пробкой,
любимцы, крестятся всё так же,
но не так же позвякивают в шапках,
а шуршат.


* * *

Выражая свое отношение к снегу:
падал, падает, будет падать,
тихий и белый или тихий и пегий,
лежит, где надо и где не надо.

Снежинки буквы его и дети,
отпущенные с вершин.
Черны, как сажа, пробелы в тексте
государства перин.

Природа беленького подаст и
оставит на пару ночей сначала.
Для полной адсорбции страсти
не хватает угольного одеяла.

Птицы и яблоки означивают рай
крестиком и пунктиром,
полость заливается эфиром,
далее — снежинок рой.


* * *

Безумие — картофельное поле.
Я был на нем один, как Д'Артаньян,
как Арамис, Атос, Портос,
лопатой протыкал навоз,
на волю выпускал родных своих червей,
выстраивал часовню из камней.
       — Что вы везете, сэр Уолтер Рэйли?
       — Везу в Европу пионеров идеал,
       индейские дела, картофель
       и табак.
А ветер дул в деревню Погорелка,
подбрасывая вверх опилки,
дворы пестрели голыми телами,
едва прикрытыми семейными трусами,
булыжник проезжал на бороне,
веревки били по спине,
и, желтым глазом целя в женщин,
петух залег в окоп, как на войне.
       — Спасибо, дорогой Уолтер!
       Недаром говорят всегда:
       "Я в дыню дам, по репе стукну",
       а "по картофелю" — ни-ни,
       и говорят еще: "нос в табаке".

______________________________

Над полем жаворонок трепыхался.
Он вне истории летает до сих пор.


Мафусаилу

сад взгляд блаженного язык затерян в зарослях
ну скажем так шурох песох и пышш и умфф
Исайя обрести его еще весьма не к спеху
вон извивается змея на тропке стопки
вновь принимают фальшивомонетчики мыслители спортсмены
троцкисты и домохозяйки

такая благодать симпатия меж волком и собакой
прошу пройти всех на второй этаж он говорит
и там продолжить смерть и жизнь одно застолье
не путай седовласый старец смерть и казнь

здесь женщины на месте возле сушек самовара
здесь порфабор вдовы а муж напротив
понять возможно что-нибудь в провинции родимой
лишь говоря на иностранном языке на эсперанто
мычаньем пассами немых иль козьим бе-е-е

а смотришь стол уж пуст
лишь воздух принял форму взмаха крыльев
но как необозрима перспектива уголка глуши
но как многообразна наша нетость

и вспыхнет дерево восторг неопалимой купиной
и каждый лист как мысли завиток иль чувств заплатка
я говорю он именинник сад сам

ну что ж к барьеру то есть за дело то есть за танцы


Жук Иммануил

       В спичечной коробке
       на колесиках ехал жук.
       Он лежал на спине и смотрел
       прямо перед собой. Звезды
       были белы.

снег наш насущный даждь нам днесь

раздай свои звезды как ордена

Господи зима измена война неуловимые губы клеопатры

в нашей кампании предпочтительней волонтеры

неужели еще 3 года? а что?

ожидание — это кефир

братья в лесах у сухума как львы и мерзнут

здешний я довольно уныл

с претензиями к тебе тот кого ты родил или кого оставил в живых


Инфинитивы

слышать
как Агамемнон жалуется возле бани что нет воды

врать
про особое счастье ощущения тишины в пейзажах фронтовиков

спать
с одной и видеть во сне что спишь с другой

работать
приёмщицей в фотоателье

торговать
насмерть

забыть
от страха мысль пришедшую от страха

безумство неживой природы как Буратино прославлять

чтобы произнести эф надо фиту умножить на птицу


Сутра августа

Мне, видишь ли, хорошо говорить: хорошо, что ты есть,
комната жизни наинежнейшая, струна золотая волос моих,
нота моего кошелька.

Вот желаю в катакомбах среди неофитов сандалий:
Господи, матушка, не упади!
Не ты, мол, я с младенцем стою, жена.

Ври, а лоно не ново, вера и рёв.
Настолько знакомо, настолько невыносимо, видишь, молюсь.
Будь во мне, царапайся и кусайся, будто кошка, душа!
В зеркале всегда второй твой, не скажу, не скажу, это ЛЮБЛЮ слово.

Помянем, милая, Льва Николаича.
В ЛТП он.


Буква-стрекоза

Стрекоза, замирая, падает — статика,
становится чем-то вроде бантика
прозрачного на палочке и ждет булавки,
стрекоза не может без булавки и ласки.

Когда лист бумаги нацелен на стрекозу,
у энтомолога загораются стекла на носу,
он желает ее оживить, пришпилив,
для любви, науки и изящного стиля.

Белый лист, прозрачные крылья, две капли крови
с обеих сторон жалобы на здоровье,
и вот булавка всажена до упора, по самую рукоять.
Стрекоза замерла вдвойне ожила — ее можно любить и читать.


* * *

я наверное не смогу написать роман
слишком всех жалко батюшки
мы напишем роман вместе с сыном
он будет пинать меня и посылать за водкой
я буду счастлив
если не умру


Лягушки энергии

                                                       В 452 году посольство римских граждан, в котором принимал участие
                                                       папа Лев I Великий, уговорило Аттилу, вождя гуннов, прозванного
                                                       Бичом Божьим, отказаться от намерения сжечь и разграбить город.

                                                                                                                      Ян Ковальский «Папа и папство»

                                                       О чём при этом беседовали папа Лев I и Аттила, осталось великой тайной.

                                                                                                                                                                      Фольклор

А т т и л а

Мне стыдно, что я потерял самое дорогое.
Я бы хотел отменить это число в календаре, потому что это число смерти.
Я могу смириться с разлукой географической —
она страшно познаваема.
Но ЭТА разлука
страшно непознаваема.
Вот говорят: «Человечество спасёт стыд».
Но стыд убивает, смешиваясь с тоской.
Когда таблетку «Эсперал»
бутылкой водки заливал,
гуляли боль и тошнота
по мне и рвались изо рта,
как будто шарики стыда.

П а п а   Л е в   I

Бог посылает боли как таблетки от тоски.

А т т и л а

Я Аттила — Божий Бич,
что вам надо, старый хрыч?
Гунны, устроим из Рима фейерверк, чтобы отгонять злых духов!

П а п а   Л е в   I

Человечество спасёт вера Христова
и ещё что-нибудь, на первый взгляд несущественное,
например, лягушки энергии,
звёзды колен и локтей,
когда негритянский барон на сцене ломает цыгана.

                  Указывает на  Л о р у   П а л м е р

На что, по-твоему, похожа эта старушка?

А т т и л а

Старушка как старушка.

                  Пауза.

Старушка как автомобиль трехместный,
как гений красоты прелестный.

Л о р а   П а л м е р

Человечество спасёт любовь,
которая не только Бог.

А т т и л а

Странно, когда я на неё смотрю, мне не стыдно.

Л о р а   П а л м е р

КВА-А-А! КВА-А-А!

А т т и л а

Бес в ребро,
как огурец в стекло.
Без окон, без дверей
полна горница одной.

Я убираю меч в ножны. Гунны, прочь от Рима!

                  Г у н н ы   скачут прочь по полям, как лягушки.


Ястребы охлаждения

                                                        моему сыну Илье
                                                        и российскому космонавту обезьяне Мультику
                                                        посвящается

Л а п и к

Я боюсь долго смотреть на предметы,
потому что они начинают извиваться и выбрасывать ложноножки.
Я лучше буду слушать.
Вот на цепочке тикают часы,
но они раскачиваются, как маятник других часов.
Так и я, допустим, маятник вон того прохожего,
а он — маятник кого-нибудь еще.
Надо его
спросить кого.
Эй, пожарный!

     Прохожий, он же  М у л ь т и к, стреляет и убегает.

Л а п и к

Он носит тайну и унес,
где-то я его уже видел.
Но продолжим наше исследование.
Мужчина — маятник женщины
(хотя говорят, что метр),
счастье похоже на глаз стрекозы.
Неужели если я кого-то ненавижу,
то смогу его полюбить?
Лучше его сразу убить.
Я боюсь любви, потому что она занимает строку смерти.
Любовь надо сторожить, чтобы она не освободила место.

     Прохожий, он же  М у л ь т и к, прибегает.

М у л ь т и к

Не поворачивайся — сзади ангел.

Л а п и к

Какой он? Я искал его в полиции и в больнице.

М у л ь т и к

Чтобы быть хорошим врачом,
надо быть хорошим скотом.
И клятва Гиппократа —
знамение из ада.
Свят, свят, свят —
Изыди, Гиппократ!

Л а п и к

Какой он, ангел?

М у л ь т и к

Он между ТИК и ТАК.
Он клином.
Он погрузился в се-ля-ви
и сторожит строку любви.

Л а п и к

Значит, там ее уже нет.

М у л ь т и к

Я не знаю. Эта строка дли-и-инная.

Л а п и к

Спой ангелу песню, чтобы не улетел.

М у л ь т и к
(поет)

ночью все снеги серы
и белый снег серый
и синий снег серый
и красный снег серый
и зеленый снег серый
и даже фиолетовый снег — серый
ну а уж серый — серый

Л а п и к
(поет)

у человека 2 глаза
Бог родился 2 раза
у человека 2 рога
Бог — маятник Бога
у человека 2 глаза
Бог родился два раза...

(без конца)

     Л а п и к   и   М у л ь т и к  поют одновременно каждый свою песню,
                                  потом превращаются в маятники.

А н г е л

Эти две обезьяны вернулись из космоса 7 января 1997 года.
Я их там видел.
У меня двухстволка и бинокль.
У меня мать и отец.
Я не бесполый, Я МАЛЬЧИК.

          На горизонте появляются
     а н г е л ы    о х л а ж д е н и я


  предыдущий автор  .  к содержанию  .  следующий автор  

Об антологии

Все знают, что Россия не состоит только из Москвы и Петербурга и что русская культура создается не в одних столицах. Но откройте любой общероссийский (а значит — столичный) литературный журнал — и увидите, что российская провинция представлена в нем, что называется, «по остаточному принципу». Эта книга — первая попытка систематически представить литературу (поэзию, короткую прозу, визуальную поэзию) российских регионов — и не мертвую, какою полнятся местные Союзы писателей, а живую, питающуюся от корней Серебряного века и великой русской неподцензурной литературы 1950-80-х, ведущую живой диалог с Москвой и Петербургом, с другими национальными литературами со всего мира. Словом — литературу нестоличную, но отнюдь не провинциальную.

В книгу вошли тексты 163 авторов из 50 городов, от Калининграда до Владивостока. Для любителей современной литературы она станет небезынтересным чтением, а для специалистов — благодатным материалом для раздумий: отчего так неравномерно развивается культура регионов России, что позволяет одному городу занять ощутимое место на литературной карте страны, тогда как соседний не попадает на эту карту вовсе, как формируются местные литературные школы и отчего они есть не везде, где много интересных авторов...

Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service