* * *Мальчик страшно красив и курчав
И, конечно, смертельно болен
И чувствую — надо бы отличать
Его от лирического героя
И чувствую — надо бы отделить
Его от других, и на всякий случай
Отчаянно править себя и бить
Отчаянно слушать себя и мучить
А он всё молчит, и ему не уйти
И верится слабо меж строк и воскрылий
Что эта — в разрезе своих двадцати -
Такая же я, что и та — в А4
И чудится — вот уж она — сердцевина
И кажется, воду обняв
Что я обозначена белым пунктиром
В зеркальном постскриптуме дня
* * *
Что там стучит изнутри, замуровано в банке консервной?
Может, ей все-таки хочется жить — этой кильке в томате?
Вечер был томный, иные уже на кровати -
Под одеялами и за чертой артобстрела.
Вот подходящее место для нашей неправильной тайны!
Многие, знаешь, не пишут, они тем не менье в порядке,
Есть подходящее слово души, уходящей на блядки,
Есть оправданье всему, лишь баллистике нет оправданья.
Помнишь, когда собирались, не торопясь, точно за три квартала,
Ты говорил, что война — коробочка с анашою,
Ты говорил, хороша анаша, и что-то еще смешное,
Пули — говно, говорил, в стране не хватает металла.
Поезд уходит — играй в бесконечные двадцать!
Можно и дальше — колоться, на рельсы мочиться.
Спасатели килек! Какой же ты все же мальчишка!
Какой же ты все-таки маленький, если придраться.
Из цикла «ВИТРАЖИ»
* За белыми кирпичными стенами
мне сказали, что мой муж — подонок
Я ответила: конечно За белыми кирпичными стенами
мне сказали: ваш муж — хороший парень
Я ответила, что не замужем * Старушка в фетровых шлёпках
навещает своих подруг
Когда она идет из магазина
всегда
берется за дверь телефонной будки
Там поселилась ее усталость
Эта телефонная будка
стоит напротив моего дома, но я
всё забываю зайти
|
