I Мы с отцом поехали <сегодня> за клубникой, с нами был и брат. Всю дорогу почти я спал или смотрел в небо, лежа на заднем сиденье. От дома мы отъехали на 100 километров. Здесь был совхоз, который выращивает клубнику на полях. Мы оставили машину в тени, а сами собирали остатки клубники, заползая на корточках все дальше. От жары у меня потемнело в глазах, все тело покрылось грязью. Я и брат зашли к самому краю, а отец был еще у того края. Вокруг нас вились другие собиратели. К отцу подошел загорелый и сухой тип, показалось, с серо-коричневым лицом, в одних трусах с клубничными пятнами. Я посмотрел: длинная челка и плохое лицо. Брат сказал, что просит бензина. Я стал собирать, все тело ломило, особенно шею.
Долго они кружились, потом отец шумнул что-то и помахал рукой от машины. Ключи были у брата. Он пошел туда, залез в машину, отец пересел на заднее сиденье, брат высунул голову из машины и крикнул, что сейчас приедут. И брат мой поехал, но медленно, зигзагами, то тормозя, то подпрыгивая. Тут я все понял.
Они доехали до «козла» метрах в семистах, там копались минут 15, будто в технике. Обратно приехал один отец, встав в посадках, посигналил, махнул. Я взял ведра и поспешил к нему. Поставив их в багажник, я вынул там из тряпки пистолет 45 калибра с глушителем, который дал мне один друг, чтоб я показал его другому другу и сказал цену — 3 млн. Я сел сзади и, высунув пистолет из-под майки, приставил его к затылку отца. Он дернул плечом, и я прострелил его голову. Не с тем связался, родной.
В стекле была дырка; я выкинул его (он был оч. некрасив, особенно лицо, зубы с кровью, коричневая жилистая рука); вытер сиденье тряпкой, помыл водой стекло, сели поехал к «козлу». Дорогой я проверил пистолет; хотел заехать сзади из-за посадок и стал в них, наблюдая изблизи за «козлом». Минут пять спустя вылезла из него хорошенькая девчонка лет 17-18, потопталась, посмотрела туда, где должна была быть машина, заглотила какую-то таблетку и вновь забралась в «козла».
Я решил действовать иначе. Остатками воды я хорошенько умылся, одел бывшую тут модную братову майку, изрезал свои старые джинсы под панковские шорты, пригладил челку и пошел к ней пешком. И сердце мое заколотилось, и казалось, что изо рта, изнутри, пахнет кровью. Поравнявшись с «козлом», я бросил взгляд на леди. Пошел чуть дальше, приостановился, как бы в нерешительности, — она смотрела. Я подошел, открыл дверь: «Извини, пожалуйста, у тебя нет водички?»
Она как будто очень-очень сильно этому обрадовалась, и губы ее были, по-моему, черными, наверно, от волос. Она дала мне пластиковую бутыль, улыбаясь очень красиво и радостно, но когда посмотрела т у д а, улыбка ее пропала. Я, поглаживая живот под майкой, наткнулся на пистолет.
— Ты одна?
— Я жду своих. — Она это сказала с обреченностью. Я понял. Мне было жаль ее, но оставаться здесь мне невозможно: мне только 19,5, а я уже потерял 4 минуты жизни. Она захлопнула щель дверцы и включила зажигание, я бросился вперед — она газанула, сшибла меня и проехала по ноге. Остановилась, открыла дверь и высунулась — я выстрелил и попал в руку у плеча. Она осела, я лежал наверно с переломанной ногой. Так прошло полчаса. II — Эй, парень, — с болью и злобной радостью выговорила она, — не стреляй больше.
Мне было совсем дерьмово, я чуть был жив. Услышав ее, я приподнялся и огляделся: собиратели по-прежнему собирают, все тихо, машина наша краснеет в кустах.
— Я ведь не нарочно, а ты... Я вижу, ты крутой какой-то, и сумасшедший еще, ты мне очень понравился, хоть ты и не красавец, но... Я не хочу тебя впутывать в эту историю, поэтому... ползи в сорняки... ползи, а то хуже будет.
Я хотел взять пистолет, наставить на нее и заставить рассеять все тайны. Только тут я заметил, что «козел» отъехал от меня метров на 10, а пистолет валялся метрах в 3. Я почти уже выкрикнул: «Кто быстрей!» — да осекся: что же она не подобрала пистолет раньше!
— Мне больно... — это она сказала очень тихо и не для меня, одним вздохом, но я-то, конечно, расслышал даже через туман в голове.
— Ползи, — повторила она. Я пополз, только к ней.
Пока я полз (без пистолета), она включила зажигание и размышляла, что ей сделать, я тоже размышлял... Она уже пробует газ... всё, вот и расплата — смерть! От нечего терять я закричал:
— Ты тоже мне понравилась! — Она уже ехала. — ... с первого взгляда, особенно жопа и губы! — Пыль от тормозов накрыла меня, рядом стояли колеса, над моей головой открылась дверь «козла». III Оклемавшись очень быстро, я приподнялся и сразу увидел, что ее нога прикована странным наручником с цепью к рулевой колонке, и ноги, очень хорошие и белые, были все в жидкой крови. Она сказала мне, что с ней был человек, он убийца и еще не понять кто, и недавно уехал на дело туда-то (показала туда, где я застрелил человека), там, мол, остался еще кто-то, а двое из красной машины здесь, лежат в задке «козла» связанные. Последнее я уже знал. Я с трудом залез назад, нашел там раздетого, связанного отца, и брат тоже был там связанный в мешках. Я освободил их, брат сбегал за машиной, отец сказал, что тот тип загипнотизировал или оглушил его (скорее всего, первое), потом, видимо, снял одежду и проч., сам надел парик наподобие волос отца. Я сказал, что вычислил того типа, заподозрив неладное сразу, но не стал говорить, так как все знают мои вымыслы, и решил всё, когда брат, который отлично водил машину (несмотря на свои неполные 15), стал ерундить. Единственное, что могло погубить нас, — медицинская помощь: я не давал никому выговорить и даже угрожал принесенным мне пистолетом. Брат перепилил ножовкой из машины цепь, и мы отправились через ***-ский лес домой вчетвером. Как сели (мы, естественно, сзади), мне пришлось вытирать ей кровь на ногах, — майка была уже надета на жертву моего недоразумения для, так сказать, товарного виду, — поэтому я легонько стянул с нее трусики. Хоть мы выезжали через лес, то есть «черный ход», однако и там стояла будка со шлагбаумом и весами, нас хотели оштрафовать или даже задержать и еще что-то, но отец (по моему наущению-приказанию!) дал им 50 тыс., и нас выпустили; потом еще нарвались на ГАИ, за рулем был брат, и нас опять хотели оштрафовать.
P.S. Надо сказать, что пистолет я протер от пыли и продал. Странно, но никто ничего не видел, поэтому нас даже не сразу стали искать (позже я случайно услышал про это дело, правда, в сильно искаженном варианте). Родителям, конечно, пережить всё труднее всех, однако ж мать как бы и не верит моим россказням, а я и не настаиваю, так что все превратилось в какую-то шутку. Отец, правда, стал замкнут, сидит один и думает постоянно о чем-то, а раньше он был очень общительным и веселым от любого пустяка. Прошло уже 1,5 года, а нас не нашли, я бы давно рассыпался от кошмаров по ночам, но сплю я теперь редко, но сладко: она ведь оказалась сиротой и стала сестрой моей вместо умершей в детстве Танечки (до свадьбы).
P.P.S. С детства как-то не люблю романтиков и проч., теперь же все упрекают (хотя — за что?!). Просто так получилось, я не виноват — мое воображение совпало с реальностью, да еще это этот чертов пистолет! St. тоже не любит все напыщенное, но на свету притворяется христианской душой, а ночью улыбается белыми — прости за ассоциацию — зубами с болью и злобной радостью, и мне кажется в темноте, что у нее губы черные.
|
