Нестоличная литература, , Поэзия и проза регионов России

Воронеж


Александр Романовский

* * *

Потерять рукавицы такой зимой
Всё равно, что наручники. Боже мой,
Наломать лебеды на Твоём лугу
Иль из бочки рукой зачерпнуть шугу
Мне не холодно нынче, а этот снег
На разлив похож всех молочных рек,
А наощупь лучше ладоней всех,
Даже дружеских, даже вводящих в грех.

Облепив и дом и древесный ствол,
Снег везде порядок такой завёл,
Что любой утонет и зверь и звук,
И вовек не вытащить рукавиц
Из сугроба, но всюду полно синиц,
То и дело выпархивающих из рук.


* * *

Поскольку Рождество утихомирит нас
(А может быть, не нас,
А может, из-за лени
Мы будем далеки от мира в этот раз,
Но всё же поножовщину отменим),
Поскольку Рождество утихомирит нас,
И выполнить приказ
Уже никто не сможет,
То задубевших войск мышиный перепляс
Не доведёт окно твоё до дрожи.

Когда войска всех стран сдадутся, то верней
Не слишком рассуждать о Нём или о Ней
(И говорить о нас, дитя моё, с разбегу).
Покуда весело, покуда не темно,
В Крещение пойдём в сосновый лес за снегом,
И выжмем сок, и сделаем вино.


* * *

В подъезде насильно свою Беатриче прижму.
Она запищит, попытается вырваться или
Захлюпает носом и станет просить, чтоб не били.
И скажет, что в музах ей страшно, и всё ни к чему.
Родимое мясо, бессмысленный дар Мусагета,
Гриппозные губы и волосы в лаке, вчера
Петрарка писал нам о трупе... Вы слышали, где-то
Садятся от стирки объятья, и гусь не подарит пера?


Из окна

Дом снесли перед нами, теперь от нас
Даль видна, где скотину Макар не пас.
Луг видать, на котором стоит коза,
Лес дубовый, а если напрячь глаза,
То за лесом, наверное, луг другой,
Лес другой, незнакомый с моей ногой.

Дом снесли перед нами, теперь от нас
Безбилетный, но резвый взор достигает враз
Даже тех молочных, кисельных и прочих мест,
Где любой сверчок имеет надёжный шест.
Если взять бинокль, мы в секунду достичь вольны
И морской волны, и любой заморской страны.

Дом снесли перед нами, теперь от нас,
Если правду поведал учебник за третий класс
И все глупости в мире, точно Земля, круглы,
И для наших глаз морю не хватит мглы,
То без лишней оптики, зрение не губя,
Мы увидим кого-нибудь за спинами у себя.


Ноябрь

Вышли заполночь дом караулить,
Чтоб его не взорвал террорист:
«Трали-вали, прыг-скок, люли-люли».
В ноябре — это вам не в июле —
Вместо шелеста шорох и свист.
Подворотню ощупал фонарик,
Мокрый угол обнюхал кобель.
Достаю из кармана сухарик,
Издавая призывную трель.
Мой щенок, нас опять не взорвали,
Потому что мы их напугали.
Или, может быть, порох намок?
«Люли-люли, гав-гав, трали-вали» —
Кушай хлебушек, мокрый щенок.


* * *

Когда у зоила сердечные спазмы,
Слетаются тут же к нему плеоназмы,
Зрачки у которых глазасты,
Клыки у которых зубасты,
Которые прежде кормили его,
Двойной красотой опьяняли его,
Иной же казался порою
Алеющей красной звездою.
Не будет уж больше тех сладких минут:
Шипят плеоназмы и больно клюют,
И тем намекают зоилу
На полный провал и могилу.
Кричит им старик: «Разве я виноват,
Что сердце с душою мои говорят,
Лишь перебивая друг друга,
И это медвежья услуга?
Но разве я мало расходовал сил
И мало отчизну родную любил?
Хоть всякое в жизни бывало,
Но я сохранил идеалы!»
Одни лишь ухмылки зоилу в ответ,
Ведь собственной воли у призраков нет.
Двуглавую эту ораву
Науськивать может по праву
Лишь тот, кто один за стихами всегда,
Он чем-то похож на причину стыда,
На кляксу, на след от помады,
На то, что не знает пощады.







Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service