* * *Играют девочки в хоккей,
А шайбы попадают в каски,
От шайб скользят они быстрей,
Разгоряченны и опасны. И, как безумные в бреду,
Они ласкают клюшек ручки,
Им кажется, что секса лучше
Прильнуть своей щекой ко льду. Играют девочки в хоккей,
Считают синяки, но тайно
Мечтают, как судья-еврей
С креста им крикнет: «Шайбу, шайбу!»
Игорь Кажурин
Игорь Кажурин нигде не работал,
Игорь Кажурин ларек обокрал.
Ночью в районе автовокзала
Карты игральные дерзко изъял, плавки мужские, очки затемненные
Игорь Кажурин с собою забрал.
В этих очках он по городу бродит,
сядет играть и, глядишь, обыграл. В картах везло — он нигде не работал,
целыми днями лежал отдыхал,
в плавках на пляж приходил по субботам,
в черных очках старых женщин пугал. Деньги имел он и вправду немалые,
девушек юных Кажурин ласкал
и в ресторанных витринах зеркальных
волосы гордо свои поправлял. Через полгода его разыскали —
инспектор милиции Мартиросян.
В карты они не сыграли ни разу,
но Игорь понял, что все проиграл.
* * *
Девушка-красавица
по городу идет,
идет и улыбается
да чемодан несет.
На море отправляется
купаться, отдыхать,
у берега, у южного
лежать и загорать.
Вся стройная, пригожая,
по улице идет
и плечи белокожие
на солнышко несет.
И мысли этой девушки,
как море, далеки
от нашей скучной улицы,
от пыли и тоски.
Но улица немытая
решила отомстить
и на пути красавицы
деревья посадить.
И вот она ударилась
о дерево лицом
и без сознанья рухнула
на грязной мостовой.
И чемодан рассыпался —
на платья, башмачки, —
мальчишки-беспризорники
схватили, унесли.
Когда очнулась девушка,
над городом луна,
взошла луна ущербная
и смертная тоска.
И в лунном свете сказочном
лежит в пыли одна,
старушка кривоногая,
что девушкой была...
Осень
Лето прошло и закончился праздник,
я собираю бутылки на пляже,
монеты ищу, убираю бумагу,
на ящик присев, наблюдаю купальщиц.
Я их наблюдаю в военный бинокль,
редко их встретишь в осеннее время,
лишь иногда их дрожащее тело
в волнах мелькнет. Эх, закончилось лето...
Воздух соленый щекочет мне ноздри,
слезы бегут по щекам, то ли брызги.
Пробитые стрелами, мертвые чайки
в небе тяжелом висят неподвижно.
Это амуры вчера веселились,
но не всегда им в охоте удача...
Я наблюдаю в бинокль одиноких купальщиц,
ногой ковыряя пивную бутылку,
в руке у меня ракушка морская —
повторяет за ветром печальную ноту,
транзистор трещит, как песок под ногами...
Где ты, моя Афродита? — нет ее,
есть только пена морская,
а на губах волосок бесконечный...
* * *
Вот мать — полунагая —
в ночной рубашке, босиком.
А с нею рядом, но в пальтишке
стоит сынишка. Снег кругом. Она ему все отдала
в слепом порыве материнском.
Все отдала, но вот зима,
и до весны не так-то близко. Жалеет мать — все отдала —
не заберешь теперь обратно,
а сын смеется: ха-ха-ха —
так неприятно и злорадно.
Фотография
Я фотографию украл,
сорвал ее с доски почета,
моя теперь ты навсегда,
и я один смотрю на фото. Ты молча смотришь в потолок,
о чем-то о своем мечтая,
я наблюдаю за тобой,
а ты такая молодая. Ты оголила верхний ряд
зубов, которыми смеялась,
и на глаза упала прядь
и до конца веков осталась. Промчатся, пролетят года —
ты для меня навек такая —
как Доуэля голова,
пускай без тела, но живая.
Люда
Я посмотрел сквозь пальцы на дорогу,
я Люду робко тронул за плечо.
Не уходи, постой еще немного,
не убегай, давай еще, еще! Мы в жизни многое с тобою не успели,
но и с другою точно не успеть,
запомни, Люда, люди — это звери.
И сам я самый ненасытный зверь. И, если ты хотела мне поверить,
не верь мне, Люда, милая, не верь.
И, коли в двери постучится ветер,
не открывай — быть может — это зверь. Ты слышишь, Люда, трубы заиграли —
червонной медью прямо по стеклу —
мы проиграли, Люда, проиграли,
ах, если б знать еще — кому?
Радио
Альпинист-инвалид поднимается в гору,
а кошка сегодня проснулась тигром,
инвалид когда-то бил эту кошку,
но сегодня она ему отомстит...
И вот этот тигр съел инвалида,
теперь альпинист один и доволен —
вдвое быстрей поднимается в гору —
он убил в себе инвалида... * * *Убили кошечки собачку
и в жопу вставили перо —
лети, лети, моя собачка,
ведь жизнь не стоит ничего!
* * *
Ну-ка, тетка, дай на водку,
на соленую селедку,
на конфетку, сигаретку
не жалей-ка денег деткам.
Вижу — прячешь за спиной
кошелек огромный свой,
доставай, да побыстрей,
из него пятьсот рублей.
А не то тебя ногами затопчу!
А не то тебя зубами загрызу!
А не то тебя руками задушу!
Слышишь, тетка, не шучу!
Я мала еще шутить,
но могу тебя убить!
Будут плакать темной ночкой
в детском доме сын и дочка,
будут маму вспоминать,
будут маму проклинать:
«Не была бы так скупа —
так была бы ты жива!»
Да!
Звери
Звери бывают:
счастливые и несчастные.
Несчастными были:
Белка, Стрелка и Лайка.
Счастливо прожили свою жизнь:
Кот в Сапогах,
Мышка-Норушка,
Серая Шейка,
Черепаха Тортилла,
Жар-Птица,
Акка Кнебекайзе...
Красота
Плачет в темном небе
кто-то очень горько —
выпал с самолета
Филимонкин Колька.
Плачет, потому что
не может передать —
как это прекрасно
над землей летать.
Плачет алкоголик,
плачет очень горько —
как была прекрасна
горькая настойка.
Плачет, потому что
не может передать,
как в лучах сверкала
эта благодать.
Плачет незнакомка,
плачет очень горько,
потому что в жизни
искушений столько.
Плачет, потому что
не может передать,
как это прекрасно
жить и искушать.
Был и я поэтом,
падал в первый снег,
зарывался носом
в серебристый мех.
Плакал, потому что
только лишь моя
эта неземная
эта красота.
* * *
Папа пьяный
крепко спит,
папа ртом
своим храпит.
Не дает соседям спать,
завтра рано им вставать.
Будит маму,
кошку Машу,
будит бабушку
он нашу.
Будит божию коровку,
Буратино и Дюймовку,
будит рыбу в океане,
будит гнев
во мне и маме.
Поскорее рот зажму
плоскогубцами отцу,
а на нос прищепку
прицеплю я цепко.
Пусть лежит и не храпит,
пусть спокойно ночью спит!
* * *
Наша Маша горько плачет —
уронила в речку мячик...
Тише, Машенька, не плачь,
пусть утонет в речке мяч!
Пусть утонут в речке шлюпки,
корабли и мясорубки,
кошки, птички и собачки,
колесо от старой тачки.
Пусть утонут Гриша с Олей,
пусть утонут Миша с Колей,
пусть утонет город Тула,
лишь бы ты не утонула.
Лишь бы ты меня любила,
лишь бы к речке не ходила...
* * *
Сочинить стишок,
что слепить снежок
из детского кубика
деревянного.
Нежно мять края,
можно вверх бросать,
можно в руки взять,
на него дышать.
На одной стороне —
буква А стоит,
на другой стороне —
буква Б.
А на третьей — Я,
на четвертой — НОЛЬ,
а на пятой-шестой —
ничего,
просто стороны света...
Спички
Спички умирают в одиночку,
сгорают по пояс в жестоких руках,
но, если надо, уходят по трое —
ветру навстречу в окно коробка.
Спички боятся остаться
такими, как есть, навсегда,
их тянет прижаться щекою
к шершавым бокам коробка.
Спички живут абсолютно спокойно,
они твердо знают: главное — голова,
мне нравится в маленьких спичках
достоинство и простота.
И сам я — спокойный и тихий —
таким меня мать родила, —
и так же хочу головою прижаться
хотя бы к шершавым бокам.
Лето
Летом было жарко,
Летом было тепло.
Я ходил без шапки,
Я ходил без пальто.
Жизнь была подарком
Неизвестно за что.
Как письмо без марки
Вдруг взяло и дошло. Девушки и дети
Улыбались во сне.
Мне казалось, скоро
Будет рай на земле.
Золотые рыбки
Кувыркались в вине,
Бабочки и птички
Прилетали ко мне. Летом было жарко,
Летом было тепло.
Я ходил без шапки,
Я ходил без пальто.
Жизнь была подарком
Неизвестно за что.
Я любил подарки
Неизвестно за что.
Памяти В.Б.
кошка черно-белая
как телевизор
неприметна в магазине
культтоваров
в одном ряду с магнитофоном
сидит сидит
и не мигает
она еще не включена
ее хвоста не достает
чтобы воткнуть его конец
в розетку
и только редкий покупатель
ее заметив спросит
а где же у нее предохранитель
* * *
Кошки говорят, но тихо-тихо.
Их слова почти не разберешь.
Ухо поднесешь и слышишь: «Рыбу,
Рыбу на тарелочку положь...»
|
