* * *Моргая крыльями, оса
тебя пытается обжечь.
В углу творятся чудеса.
Согнув глаза, ты видишь плеч
худые горы. За спиной
проходит жизнь — творя обряд.
А пред тобой — всегда стеной —
стоит твой взгляд. А высоту седых небес
ночной звездою обозначь.
В окно стучится темный лес,
стон электрички, детский плач
и прочий лепет пустоты,
что неизменен тыщу лет,
пока с земли взираешь ты
на ход планет. И не зубилом проштробив
своей судьбы недлинный лаз —
я не был здесь вольнолюбив
и там не буду. Это раз.
Еще: — я мог тебя обвить,
как непорочная лоза,
но к нашим лицам не привить
своих возлюбленных глаза.
И это два. И может быть,
мы с вами — только голоса.
Бег
Искрящийся снег
лунным светом умаслив —
бежит человек,
но едва ли он счастлив. На лыжах,
на лыжах,
в слюне, в полусне —
скользит привиденье
навстречу весне. О, лес — расступись!
И поляна — откройся!
Луна — заступись
за бегущих! Не бойся! Что сердце?
Что сердце?
Болит его тень.
Под рёбра ударил рогами олень. И стихнет звезда,
но зажжется другая.
Пыхтят поезда,
но, их лязг отторгая, — на крыльях,
на крыльях,
на взмахе ресниц —
ты вылетишь с белой спирали страниц. Ты жизнь затолкал
в голубую бумагу,
как будто украл —
но был пойман. И магу подобен,
подобен,
ты шепчешь — «Она».
Она же — как штора шумит у окна. Ей нравится снег
из лунного теста.
Бежит человек
не двинувшись с места.
* * *
Осклизлым ртом и жидким языком
велосипедный руль твоей груди
вращаю, направляя снежный ком
поэзии и страсти — вопреки
поэзии. И всё-таки на ней
пытаюсь молодецки гарцевать и
меняя на скаку своих коней,
я запрягаю их в тюрьму кровати. Вытягивая мягкий поцелуй,
как устрицу из раковины губ,
я двигаюсь улиткой по лицу.
Нежна улитка, да и я не груб.
Я мог быстрей, но страсть моя бедна
и только медью звякнет на рассвете.
Ты загорела, но ещё бледна
в том месте — нежном, где родятся дети.
|
