Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
Антологии
TOP 10
Стихи
Стихи
Стихи
Сокращенный вариант романа Л.Толстого «Война и мир»
Стихи
Стихи
Стихи
Стихи
Визуальные тексты
Стихи


Инициативы
Антологии
Журналы
Газеты
Премии
Русофония
Фестивали

Литературные проекты

Нестоличная литература

Поэзия и проза регионов России напечатать
  предыдущий автор  .  к содержанию  .  следующий автор  
Александр Беляков

* * *

Выходила на берег из книжки трудовой,
Туфельками шаркала, мотала головой.
Голова тяжёлая от мелкого числа, —
По ветру развеяла, по кочкам растрясла.

Пела, опустелая, протяжную без слов:
Господину жалилась, кликала улов.
Выплывал на ялике, хахалились вдвоём.
Звёздочками вышита жилеточка на ём.

На вечерней зореньке пристроил на постой,
Разрумянил ветрами, укутал темнотой,
Под дырявым парусом шепотом ожег,
Облаком кисейным занавесил бережок.

Позабыла начисто прописку и оклад —
Плакала, мурлыкала, смеялась невпопад,
А когда истаяла безвременная мгла,
Уходила с берега — проснуться не могла.


* * *

По матушке Волге в осеннюю тьму
От горькой судьбы уплывает Муму.
Утоплена сказка, а быль — впереди.
Булыжник сияет у ней на груди.

В дремучих лесах, на крутых берегах
Народ православный стоит на рогах:
На руку тяжел, на раскаянье скор, —
Свернёшь к бережку — попадёшь под багор,

Знать, нет ей пристанища, кроме реки!
Где шлёпали лапы, скользят плавники.
Нырнула, — и вот уже кровь холодна,
Русалка хвостом помавает со дна.

А в дальнем краю на простынке стенной
Бродячий хозяин болеет виной:
Немое пространство хватает в кулак,
Мычит — отелиться не может никак.


* * *

По улице имени палача,
С карманами, полными сорных слов,
И справкой от лечащего врача
О том, что хронически нездоров.

Шарманка взамен триумфальных труб,
Сивуха взамен благородных вин,
А в небе кочует имперский труп,
Похожий на вражеский цеппелин.


* * *

Пестроват от заплат Богородицын плат:
По небесному шёлку — звериная шерсть.
Господину хорошему сказочно здесь,
Потому что заплаты снегами сквозят.

Молоко на кубах, ананас на сосне,
На воителе — шляпа, смешная до слёз,
И мозолистым пальцем рисует мороз
Неприличное слово на стеклах пенсне.

Где четыре сезона сцепили рога,
Не пройти — не проехать ни взад — ни вперёд.
На полянке — пенёк, на зубах — бутерброд,
В мутном зеркале — бледная будка врага.


* * *

Стоит над схваткой
С открытой маткой:
Ещё немного —
И скинет Бога.


* * *

Пока сияет между глаз
Звезда пленительного щас,
Спеши в расшуганной тиши
Сказать смиренное якши.

Кому-чему? Всему подряд.
Над факсом юноши парят,
И девушки в пасхальных звонах
Уже сидят на телефонах.

Обетованный геморрой,
Тебя полуденной порой
Слепая чёрная пчела
Поет из красного угла.

И я, раздёрганный вконец
Отец, кормилец и певец, —
Сиденью пылкому родня...
Но тесен офис для меня.


* * *

В сердце города ржаного
На картофельной развилке
В маргариновой светёлке
Вермишелевых палат
На ореховом престоле
Потаённый государь —
Апельсиновый словарь.


* * *

Румяные клерки играют в горелки
На братском фуршете в канун Рождества.
Мозги заливные лежат на тарелке
И думают, будто они — голова.

С фужером и вилкой над ними изваян
Голодный хозяин, безмолвный жених,
Смущающий мир, как сова из развалин,
Пластмассовым взглядом очей теневых.


* * *

                     Петь ей запретили соседи, а
                     кричать  никто  запретить не
                     может, вот она и кричит.

                                                              Кафка

Язык сворачивая в шило,
Кликуша воздух потрошила,
Как будто в воздухе могила,
И ничего не находила.

Язык вытягивая в жало,
Кликуша стены зажигала,
Раскручиваясь по спирали,
И стены тихо оплывали.

Язык раскачивая в било,
Кликуша музыкой бомбила
Посады сонные, и вата
Не исцеляла от набата.

Язык заталкивая в тело,
Кликуша курицей влетела
В тот теремок, где старожилы
Из новосёлов тянут жилы.


* * *

На рассвете ему приснилось:
То ли армия, то ли детство —
Будто все его обижают,
И одна только женщина в сером,
Высокая и прямая,
Может взять под защиту,
Любого криком одернуть.

Проснувшись, подумал:
«А ведь это, наверное, смерть».


* * *

Говнистым девушкам я больше не потатчик.
Блаженство их сомнительных подачек
Не выпишет рассудку бюллетень, —
Жаль времени и шевелиться лень.

Я запер изнутри свою тюрьму.
На тёплых нарах — всех по одному:
Шьет женщина, ребёнок кашу ест —
Все на местах, и нет свободных мест.

Война ещё юна, а я уже
В осаде на последнем этаже
С небритой рожей ощущаю кожей:
Граница нашей Родины — в прихожей.


* * *

По небу скитаются чёрные брови.
Стеклянные бельма горят, не мигая.
Земля отоспалась и требует крови,
А ты из пещеры выходишь нагая.

Ордынским дредноутом даль надымила,
Как будто взялась извести очевидца...
Подай тебе Господи шила да мыла:
Отбиться, отмыться и спать завалиться.


* * *

В лесах картофельных я выкопал отца,
Нагого, тощего, зелёного с лица.
Осенней полночью, когда стирала мать,
Я под кровать его пристроил — дозревать.

В лесах картофельных последний снег увял,
Когда, проклюнувшись из жара одеял,
Тумана снов и паутины умных книг,
Я свесил голову — проведать свой тайник...

В лесах картофельных — зима который год.
Метель тамбовская мне комнату метёт,
Любви не просит и работает за двух...
С ней колотун, а без неё — тяжёлый дух.


* * *

Мы на долечке катались
Золотистого лимона
По магическому кругу
В белой кружке расписной.
Не гребли, а согревались,
Где-то каркнула мамона, —
Я прижал к себе подругу,
И она срослась со мной.


* * *

                                                                          Андрюше

В игрушечной белой пустыне на лыжах кружили
Две точки, две чёрных букашки в искрящейся пыли,
Две донных чаинки в багряной заварке заката.
Передняя, та, что помельче, спешила куда-то:
Неслась, спотыкалась и падала, путая лыжи.
На трассу её водружала букашка повыше,
Скребла, отряхала и ревностно так поучала,
Потом отставала, и всё начиналось сначала:
Клубилась одна, а вослед выступала вторая...

Как мало пространства и времени нужно для Рая.


* * *

Это Новый Царьград
На варяга расставил объятья.
Это музы галдят,
Примеряя персидские платья.
Это, лисий лукум
В дальнобойных глазницах лелея,
Протопоп Вакуум
Прорастает из недр Мавзолея.


* * *

Эра аэра равнинные мытарит племена,
Вместо хаера аккордами головка пленена.
То шансонами, то твистами нестрашного суда
Нашпигованы-просвистаны, скользим туда-сюда.
Пленник вечного движения, на слух определю:
Сила трения скольжения склоняется к нулю.
Реактивная литания, балетные штаны...
Бог фигурного катания не терпит тишины.


* * *

Покидая красный терем,
Обживая жёлтый дом,
Сутки сверим с нашим зверем,
Рыжим песенным котом.

На пороге помяучим,
И сердечко — на засов:
Перевертышем могучим
ВОСПАРИЛА ЛИРА ПСОВ.


* * *

Пятого, во вторник, слегка не в себе
В конторе пустынной и сонной
Я, качаясь на стуле, сидел на трубе,
На теплой, кривой, телефонной.

Сизокрылая В ворковала в трубе,
Вылетала, садилась на плечи:
«У А — МДП и у Б — МДП
Плюс недержание речи».


* * *

Охотничьей тропой уже спустился с гор
Денатурат Кагор, потомственный предтеча,
На рыбьем языке поёт его багор
И золотом горит, синоптике переча.

Протягивает пять, надеется опять
Венозной сладостью, блистательной кончиной
Притиснуть, размягчить и накрепко спаять
Ртуть с алюминием, а женщину с мужчиной.


* * *

Два кусочка студня
Спали до полудня,
А потом до полночи
Колыхались, сволочи.

В тени на холодочке
В эмалевом судочке
Коалицией одной
Коротали выходной.

То ли в здравом уме
Берегли реноме,
То ли в твёрдой памяти
Не хотели таяти.


* * *

Для неё Господь расстелил юдоль,
Для него воздвиг одинокий рок.
У неё — море мелких морщинок вдоль,
У него — две глубокие поперёк.


* * *

Жена ларёшника, копчёная юла,
Напела, напылила — не дала.
В конце четвёртого квартала
Жена бюджетника так вяло
Дала, что лучше б не давала.

Натура — лес. Там дура сеет лекс,
Мятежный бови кличет йови.
Там неопознанный рефлекс
Подбрасывают до небес
Домкраты тектонической любови.

Катись, разменная монета,
От менуэта до минета!
Встречай серебряной усмешкой
Случайной воли благодать:
Валяться с отрешённой решкой,
Орлом налево выпадать.


* * *

Вечерний перелёт садовой головы
Из офисных пустынь в поместные саванны,
Где львицы сливовы, где яблоневы львы —
И все растрёпаны, как только что из ванны.

Сухой горошиной зависнув над грядой,
Башка тихонько прорастает телом
Туда, где прячется огурчик молодой,
Где спит томат в чертоге запотелом.

А тело бледное, о землю опершись,
Себя не помнит от неволи долгой
И начинает собственную жизнь
С нуля — стремительной прополкой.


* * *

Кто ходит за рекой с титановой клюкой
В лилейном котелке и пшённом макинтоше,
Репейник теребит и нюхает левкой, —
Задумчивый такой, но симпатичный всё же?

Кто розовой балдой гуляет под водой,
Титаник молодой, левиафан могучий,
Дюралевых плотвиц пленяет бородой,
Кемарит на мели и фыркает под кручей?

Кто пялится на них под шёпоты шутих
Из окон земляных, нарезанных пунктиром?
Кто в собственную плоть забился и затих?
Кто веки опустил и обернулся миром?


* * *

Кафку мучила козявка.
Молодым остался Кафка.
Раздавить её не мог,
Потому что не дал Бог.

Рыбарями закавычен,
Фыркал в омуте Добычин.
Он бы плакал, господа,
Да кругом и так вода!

В землю каменную бросьте
Кости Вагинова Кости, —
На развалинах минут
Изваяньями взойдут.

В чаше чистого озона
Брезжит роща Аронзона:
Райский берег, майский храм,
Скачут дети по холмам!


* * *

                                                       Володе Шумилову

Стеклянные мальчики вышли смотреть салют,
Глаза протирают и город не узнают.
На зыбком крыльце перелётного кабака
Фарфоровых девочек трогают за бока.

Фригидная площадь, фаллический пьедестал,
Где каменный ГОСТ инструменты держать устал,
Плацкарта почтамта и флаги-нетопыри —
Всё дышит снаружи и светится изнутри.

Нечаянный праздник летит на семи ветрах,
Усы распустил, беспородным вином пропах,
Сиятельный ноль, надувной голубой налим...
Давайте ловить его и любоваться им!


* * *

Безумный Батюшков и Матушков-Салями
Плечами ватными мне небо заслоняли.
Плутая пальцами в лесу лилейных риз,
Я слушал Батюшкова, Матушкова грыз.

Так, об руку рука, вошли в мои черты
Покоя бледный жар и холод суеты.
Так бьющая вразлёт наследственная сила
От головы до пят меня перекосила.

В чаду табачном от сандалий до залысин,
Вознёсся Батюшков, и Матушков обгрызен.
Осталась песня — помесь щебета и лая:
«Вернись ко мне, симметрия былая!»


* * *

Богородица-дева, радуйся!
Я дошёл до нужного градуса.
Не один, а вдвоём с Серёгой, —
Если хочешь, смотри и трогай.

Не загруженные, не прежние,
А воздушные и небрежные,
В опустевшем твоём манеже
Переулки прогулкой нежим.

Вдоль по набережной плывём.
Кто нас, тёпленьких, взял живьём?
Август царственный, тьмы изнанка,
Или молодость-партизанка?


* * *

В управах мраморных седые сторожа
Пространства гулкие шинкуют без ножа
Шагами тяжкими да кашлями сухими.
Воспоминанья шелестят за ними
Безмолвной свитою по лунным этажам...
Сей неуклонный ход напоминает нам,
Ломающим себя на полдороге,
О жадном времени и одиноком Боге.


* * *

Чему эта мгла научить могла?
Смиренью чиновничьего стола,
Старанью кухонного ножа,
Молчанью книжного стеллажа,
Горячности байховой без нужды,
Надёжности пледа ледащим днём...
Затюкает сердце, и вспомнишь ты,
Что души вещей обитают в нём.


* * *

Императрица Гипертония Петровна
Телесами зело скоромна,
А нравом лобаста:
Придавит бюстом — и баста!
Ласками душит и говорит:
«Аск ми, душенька-фаворит,
Кохаешь мэнэ чи ни?»
Чугунным кочнем в ответ качни,
Памятуя о кайфе, простом и мудром,
Который наступит утром.


  предыдущий автор  .  к содержанию  .  следующий автор  

Об антологии

Все знают, что Россия не состоит только из Москвы и Петербурга и что русская культура создается не в одних столицах. Но откройте любой общероссийский (а значит — столичный) литературный журнал — и увидите, что российская провинция представлена в нем, что называется, «по остаточному принципу». Эта книга — первая попытка систематически представить литературу (поэзию, короткую прозу, визуальную поэзию) российских регионов — и не мертвую, какою полнятся местные Союзы писателей, а живую, питающуюся от корней Серебряного века и великой русской неподцензурной литературы 1950-80-х, ведущую живой диалог с Москвой и Петербургом, с другими национальными литературами со всего мира. Словом — литературу нестоличную, но отнюдь не провинциальную.

В книгу вошли тексты 163 авторов из 50 городов, от Калининграда до Владивостока. Для любителей современной литературы она станет небезынтересным чтением, а для специалистов — благодатным материалом для раздумий: отчего так неравномерно развивается культура регионов России, что позволяет одному городу занять ощутимое место на литературной карте страны, тогда как соседний не попадает на эту карту вовсе, как формируются местные литературные школы и отчего они есть не везде, где много интересных авторов...

Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service