|
Золотое царство поэзии
О книге Алексея Пурина «Новые стихотворения»
|
Алексей Пурин. НОВЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ. Прага — СПб., «Urbi», 2002.
Книга Алексея Пурина подводит итог более чем двадцатилетнему творчеству поэта. Наряду с новыми стихами она содержит многое из наиболее интересного, что было опубликовано ранее.
Главное впечатление от книги — художническое проникновение в суть общественного бытия, в психологию бытующего человека. При этом никакого нажима, ни малейшей декларативности. Поэт показал, как из мозаики фрагментов создается панорама действительности, от холодных казарм на крайнем Севере до жарких уголков Средней Азии и европейских городов.
Алексей Пурин — поэт узнаваемый. Он видит окружающее в особом ракурсе. И поэтика его индивидуально окрашена. Прежде всего стихам Пурина свойственно лексическое своеобразие. Сплав прозаических слов и терминов с извлечениями из интеллектуально-элитарного словаря и словаря архаизмов создает не просто мгновенную зарисовку, но жестко фиксированное настроение.
Эти сочные, облые стебли тупой травы...
Среди полых бутылок и пленок от сигарет
остающийся — вылущен столь же, увы, —
доедает рассеянно винегрет.
Или:
Вот где, вот где выдохнуть «ich sterbe» — место под секвойей
клинописной, в золоте безмыслия, подископаемой
пинией реснично-кистеперой...И такой-сякой ей
все никак не дорасти, до ассирийской, до раскаянья,
до стеснительности кипарисов Академии, до Плотина безлицего,
до безлистого платана неоплатонизма...
Пурин придерживается принципов классической русской просодии. Он подчеркнуто дистанцируется от постмодернистских изысков, не уклоняется от основных правил силлабо-тоники и бескомпромиссно рифмует любые сложные синтаксические конструкции. При этом стихи его всегда современны, хотя он охотно прибегает к реминисценциям из античных и старинных западноевропейских источников, не говоря уже об отечественной классике. Как это удается поэту? Этот секрет заложен, разумеется, в особенностях его дарования.
В нише — такелажноволокнистый,
вертикальноскрученный, как трос, —
в душевой среде прозрачномглистой,
в ярости сырой, крупнозернистой —
Себастьян игольчатый пророс.
Характерный признак поэтики Пурина — аллитерации и созвучия, эффект которых не только в эстетическом обогащении стихов, но и в усилении смысла звучащей картины.
Сосновый сон тесовый,
где ели — вместо туй...
Тасуй, перетасовывай,
ресницей рай рисуй!
Интересна не только лексическая система поэта, любопытна также эволюция этой системы. «Уснащение стиха аллитерациями, рассчитанными на чисто акустический эффект, стало раздражать», — сказала когда-то по другому поводу А.Ахматова. С годами педалирование словесного отбора постепенно сменилось у Пурина стремлением к естественности речи не в ущерб яркости зарисовок.
Что чуткая прелесть ланья —
пугливой души тюрьма?..
От жалости и желанья
вот-вот я сойду с ума.
Сильная сторона Алексея Пурина — пластичность, сочность и точность описания предметов и явлений повседневности. Лишь изредка промелькнет строчка, говорящая о жизни отвлеченно: «О, с каким же мозгом конопатым / нужно жить в отечестве моем». Уже в цикле «Евразия» мы почти причастны быту казармы, едва ли не сами улавливаем признаки разложения незыблемой некогда твердыни, которое привело к сегодняшней катастрофической армейской действительности. Но ярче всего проявился дар поэта в его любовной лирике («Созвездие рыб»).
Кто уста целует твои? Ладонь
чья течет от шеи к бедру?..
Да, ревную. Да, я умру — лишь тронь.
А не тронешь — тоже умру.
Или:
...Все, что не ты, на стуле,
на полу оставь — и иди
вязким светом в липкий постельный улей...
Пурин живописует любовь земную, чувственную, но умеет видеть чистоту чувства, чураясь любых проявлений пошлости.
Было жалко смывать наутро
твою суть с ладоней и уст...
О, какая там Камасутра! —
смертоносно вспыхнувший куст,
перламутра звездного пудра, —
а не «коитус» и «воллюст»...
Иные строки поэта надо читать с энциклопедией или глоссарием в руках. Даже подготовленный читатель не всегда без напряжения определит для себя разницу между Эребом и эфебом и усвоит перечисления вроде: «Ах, зачем тебе, кифаред-Фамира, / этот дар Валдая, свисток Вилюя, / снегирек Рифея?» или: «Кто там — Анубис, Тифон, Геката?». Впрочем, весьма интеллектуально 1.
Уместно сказать здесь несколько слов о чуть раньше вышедшей книге А.Пурина «Архаика», где собраны юношеские стихи, до той поры не изданные. Сознавая, что начало творчества сопряжено с пробой пера, некоторыми следами ученичества и невольного подражания, он, не торопясь с их публикацией, избежал нареканий и наставлений. Читая «Архаику», особенно интересно наблюдать становление и какую-то направленную шлифовку собственного голоса поэта.
Ноздреватый песчаник и ржавых кустов квадрат,
повторяющий твердый квадрат неподвижных плит.
Здесь уже даже тем, что жив, ты пока виноват
перед мертвыми, жалко лепечешь: «Никто не забыт!..»
Во многих стихах уже ощущается авторская сила, умение точно воссоздать и обстановку, и настроение минуты:
...Как больно отвыкать
от счастья целовать твердящие невнятно,
в потемках находить умолкнувшие... Ах,
ни шепота, ни губ, забывших шепот, пятна
почтовых штемпелей...
Казалось бы, в «Архаике» уже есть вещи узнаваемые, «пуринские», мастеровитые. Но, по-видимому, чем-то с точки зрения автора они уступают аналогичным стихам, позднее вошедшим в книги и журнальные публикации поэта.
Много и разнообразно работающий поэт чужд суетливости. Демонстрируя расцвет творческих сил, высокий уровень мастерства, Алексей Пурин предлагает читателю добротную поэтическую продукцию.
|
|
[1] Даже друзья не скрывали иронии, когда, увлекшись эллинизмом, О.Мандельштам в урбанистических стихах именовал улицы стогнами.
|
|
