Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
Страны и регионы
Города России
Страны мира

Досье

Публикации

напечатать
  следующая публикация  .  Все публикации  .  предыдущая публикация  
Волосы Садур
Из цикла очерков о людях литературы и андеграунда

13.01.2011
НГ — Кулиса, 19.01.2001
        Нина Садур очень боялась, когда ее трогают за волосы. Волосы собраны в длинный желтый хвост, его она и отдергивает, убирает, тряся головой. Читателю предоставляется счастливая возможность догадываться, при каких необыкновенных обстоятельствах мемуарист это узнал. Дотронуться до волос означает по какому-то старому поверью власть над человеком. Дотронешься до волос – овладеешь тем, чьи они, Садур это знает.
        Может быть, лучшее у нее – цикл «Проникшие». Это с десяток небольших историй (по три или четыре книжные страницы) по мотивам городских страшилок или простонародных примет и заговоров. Я думаю, что фольклорный материал заимствовался из какой-то очень простой книжки, вроде сказок Афанасьева или Ремизова (монографии не предлагать).
        Есть люди (они не обязательно писатели), которые так изнутри чувствуют какую-то область жизни, как если бы были к ней таинственно причастны, что не нуждаются ни в каком специальном исследовании. Им достаточно внешней схематической осведомленности, чтобы иметь только любые реалии для воплощения своих предвидений. Предвиденья могут касаться современного быта или прошлого: характера исторического лица (Наполеона, например) или события. «Чувствительному в этом одном направлении человеку» достаточно страницы в учебнике, чтобы все знать, что происходило в битве при Гастингсе.
        Волосы играют в жизни и творчестве Н.Садур особую, почти неопределимую роль – в том смысле, что как ни скажешь, а все равно будет не совсем или не вся правда. А еще будет такое ощущение, что «остаток» после любого объяснения и содержит главный и важнейший смысл.
        Можно говорить о специальном «комплексе волос» у Садур. Образ волос навязчив у нее и почти преследует настолько, что это приводит вот к каким противоположностям. С одной стороны, волосы возникают и акцентируются в ее произведениях разных жанрах, а с другой – не помню у нее сюжета (но это, конечно, не значит, что его не было), где бы прямо объяснялась связь волос и власти над человеком. Словно бы об этом говорить было немного страшно.
        Такой областью, которую Н.Садур очень чувствует, являются действия таинственных и загадочных сил и существ, которые не обязательно злы, но ведь и не добры. Они производят трогательное, вот как! впечатление оттого, что малы размерами, часто пушисты и всегда беспомощны в чужом мире, в который занесены и где не вполне знают, как себя вести (поэтому мы так любим домашних животных). А также оттого, что не оставляют людей в покое, а значит, и в одиночестве. Они прямо кишат, снуют и шевелятся вокруг нас и иногда подают голос. Ко всему этому Н.Садур очень чувствительна.
        Одна ее история из «Проникших» так и называлась немного даже тяжеловесно – «Шелковистые волосы». Тяжеловесность (и в ней тут все дело) в частичности, некоторой степени определения (не «шелковые» же). Там о волосах и речи почти нет, а все о каком-то детски-таинственном ритуале: о выкапывании пуговицы, которую надо бросить непременно подальше. Но эти волосы – у героини-злодейки, а что в них ей или ее ненавистнице (в народе так и говорят: «я ей ненавистница»), которая должна откопать ту пуговицу, не говорится.
        Как хочется представить себе в жизни писательницы какую-нибудь роковую обладательницу великолепных волос, соперницу, изменницу или клеветницу. Некогда причина отчаяния или злости, в результате она, как только и бывает в литературе, оставила после себя ей чудное видeние распущенных преследующих волос. Интереснее всего здесь то, что именуемая изменницей продолжает где-то жить, не зная о своих литературных возвращениях.
        Рассказ «Синяя рука» был посвящен «Марье Ивановне». Я видал эту соседку Садур (но, может быть, ее звали иначе). Они все тогда жили в переулке с почему-то очень шедшим, как мне казалось, всему облику Садур и ее произведениям названием. В конце дурно освещенного коридора расходились две двери (они кажется и открывались навстречу друг другу), а по одной стене – следом еще одна. В первой, в тупике, некогда жил куда-то девшийся муж писательницы, о котором ...
        К тому времени, когда я стал часто бывать у Нины, кое-как здесь поставленная мебель и сложенные вещи придавали пустующей комнате нежилой вид помещения, в народном быту называемого «холодным». Следующая по ходу, – комната писательницы, с выгороженным за шкафом кабинетом со столом и вертящимся креслом перед ним, на котором Садур и не давала, и отворачивала волосы. В третьей жила простоватая мама с внучкой, так и не привыкшая, хотя ее муж, также пропавший, кажется, тоже был писателем, что ее дочь – писательница.
        В семье «Марьи Ивановны» не было ничего таинственного, рокового или зловещего. Все преступление этих безобидных людей (соглашусь – чудовищное) состояло в их посредственности. Им не повезло с соседкой-писательницей, к которой ходят непонятные и, возможно, страшные люди (я думаю, они нас боялись). Но для Нины все выглядело иначе: с интригами, преследованиями и кознями. Так и должен себя чувствовать писатель, беспомощный среди чужих людей, к которым занесен и где не вполне знает, как себя вести (как домашнее животное, которое за что угодно могут наказать).
        К тому же это было время знаменитого разгона митинга в Грузии и саперных лопаток, в которые влюбилась русская либеральная интеллигенция, значит, и Нина, которая ни в чем не отличалась, пока ее не требовал на вертящийся стул «малюсенький, рыженький, грязненький» и полуголый, прыгающий по простыне ее героини. А то ли зять, то ли сын соседкин вернулся из десантников.
        Нина рассказывала, как, чтобы продемонстрировать свою силу и угрозу, этот зять прыгал перед ней ногой вперед и даже пролетел через весь коридор. В другой раз – что будто бы и на меня он прыгал, но я не испугался, а защитил ее, я его толкнул, после чего он ушел. А я действительно раз попал к ним в квартиру, но не во время скандала, а в грозовую, густую атмосферу, им оставленную. На меня также никто не прыгал, иначе бы я, думаю, очень испугался, а так я даже не знаю, что бы со мной тогда было. Но на вертящемся стуле все опять менялось.
        И, как ни странно, становилось даже более правдоподобно и похоже на действительность, чем «в жизни». Героиня – худенькая и очень злобная девушка (например, она «скрипит зубами» на предложенные «оладушки»), но от того не менее симпатичная и привлекательная (и как это получается у нее?), а противная «Марья Ивановна» – жертва. Ее сначала пугает, а затем и вовсе душит девушка, ставшая синей летающей рукой.
        Это особенная чувствительность – к голосам вокруг и взглядам исподтишка, будто за тобой все время наблюдают или хотят что-то сказать, ко всему этому шевелению и таинственной возне вокруг. Носителями такого вмешательства, этих шепота и взглядов могли быть и старуха соседка, действительно заглянувшая в дверь, и сосед под окном, гремящий ночью в гараже железом (конечно, неспроста), и сержант милиции…
        Отношения Нины Садур с милиционерами – специальная тема. Я не привожу, кажется, слишком известные в литературных кругах факты ее дерзкого, вызывающего или прямо грубого поведения не потому, что боюсь сказать что-то неудобное. В русской культурной традиции любой конфликт с властями не порок, а достоинство. А из-за их вульгарности, я бы сказал – общедоступности (во всей многозначности этого слова). Но милиционеры, как и соседи по коммуналке, – только естественная часть окружающей городской среды. Живи Садур в лесу, и за ней подглядывали бы, к ней бы липли белки.
        Я думаю, что с переездом в отдельную квартиру, на Суворовский, Нина что-то и потеряла – из необходимого писателю. Окружающее «чужое» было оставлено снаружи, на улице, от него теперь отделяли стены. Конечно, нельзя так говорить, потому что чужое лезет из всех углов, только замечай. Вон – опять высунулось, и тень бродит. Но еще одно его внешнее и, может быть, важнейшее выражение и воплощение оказалось исключенным. Ведь в само слове «соседи» включена характеристика положения – обычного для писателя: рядом с другими, «соседства» с ними, его параллельности жизни.
        Только дело подходит к какой-нибудь страшненькой невыговоримой силе, тут-то мы и получаем от Садур трогательные и очень прочувственные произведения. Когда же она, как обычно для русского писателя, придумывает герою духовные искания или хочет составить собственные метафизические представления о мире, выходит риторика и нагромождение метафор, как от рухнувшего здания, как в пьесе «Чудная баба» или повести «Юг».
        С этой повестью у меня случилась такая история. Там говорится о приключенниях немного юродивой героини на фоне южного пейзажа и о ее невинном и страстном увлечении юным рыбацким сыном. Невинность происходила от сдерживаемой страсти. Немалую роль, конечно, играл, возбуждал возраст мальчика. Повесть напоминала то Ф.Сологуба, с его резвящейся и рядящей мальчика в женское платье наядой, то Набокова (Набокова-наоборот, перевернутого Набокова). В конце героиня умолкает, как настоящая подвижница, и даже зовут ее теперь, как злодейку-жертву-хозяйку, «Марией». Мы с Зуфаром Гареевым решили повесть пристроить.
        Отнесли в «Дружбу народов» (не помню кто), где повесть не приняли. Позднее я встретил редакторшу в ЦДЛ и спросил, что ж не напечатали-то. На что и было отвечено: – «Писать надо лучше». Мне бы хотелось, чтобы эта незначительная фраза навсегда осталась привязанная к истории повести. Представьте наше возмущение. Потом повесть появилась в «Знамени» и ее даже выдвигали то ли на Букера, то ли Анти-Букера. Теперь представьте смущение редактора. Но премии не дали. Редактор, кажется, была права. Повесть вышла затянутой, сентиментальной, и сюжет искусственный. Садур меньше удаются идеальность и святость.
        ...несколько друзей, все больше актеров (это в придачу к …), к которым ее также всегда очень тянуло.
        Точно так ее в другой раз увлекла небольшая девушка, тоже писательница, с удивительным разрезом немного прищуренных глаз, как у молодой волчицы. Она в то время была близка к русофилам, и самого радикального, экстремистского толка, что всегда немного отдает чертовщиной. Но потом отстала от них, кажется, из прагматических соображений. В либеральной культуре писателю лучше держаться от погромщиков подальше, если он заранее не готов нищенствовать. И Нина потеряла к ней интерес.
        А надо признаться, что образ Нины Садур у меня немного двоится. Вот она юная и пылающая вбегает, разбрызгивая ногами цветы, к Жене Харитонову (так в ее давнем рассказе «О цветоводстве»). А вот потускневшая, с пятном раздражения на лбу, она сидит, напряженно выпрямившись, «в наше время». Первая настолько всегда затмевала вторую, что я с точностью не знал, с какой из них разговариваю.
        (Я бы хотел, чтобы за моими многоточиями угадывали не скрытые нескромности, а места самого главного смысла, который у меня просто нет сил и умения высказать.)
        К волосам Садур внимательна. Она их наблюдает, не доверяет им, их опасается и ими любуется. Все это – по отношению и к своим («своей» героини) и к чужим (к волосам «злодейки», например, то есть противной стороны). Тем самым они приобретают таинственную самостоятельную ценность и значение, живут независимой, опасной и угрожающей другим жизнью, почти отделяясь от остального тела.
        Или иначе – превращаясь в другое тело. К нему Садур внимательно присматривается, как к тому, у кого, раз есть собственные опасности, непременно должны быть свои цели. Эта чужая жизнь на своем теле естественно тяготит.
        Нина...
        Так случается, что писатель фетишизирует отдельные части тела, от которых ждет каких-либо непредвиденностей, подозревает их в тайных намерениях и неповиновении владельцу (но какой же он тогда владелец?). У любимого Н.Садур Гоголя такой частью, как известно, был нос. На Пушкина впечатление самостоятельных живых существ производили женские ноги… Отделенные, они появлялиясь и на полях его черновиков или грезились, например, в виде столбов, между которыми подвешен хрустальный гроб в черной «норе». Внимание Л. Толстого более рассеянно: от любой части лица или тела ожидается самостоятельность и предательство: выдаст душевное движение или характер целиком. У Н.Садур это – волосы.
        В пьесе «Сила волос» (чуть во вкусе Метерлинка или Ван Лерберга) все действие то в прозе, то «в рифмах» разворачивается между волосами, волосиками, волосками, прядями, локонами и пр. сначала на одной голове, потом – с разных. Печаль же и неизвестная драма Дамы (это ее сценическое имя) то ли происходит оттого, что она стрижена ежиком, то ли стрижка – сама последствие драмы. А привлекательность и одновременно сохранность, защита героя, во французском вкусе названного «Эргали» (но может и просто переводиться «действующий», от греч. «ергатес»; варианты принимаются), – в волосах.
        Например, они его всего собой скрывают. Происходит настоящая война между волосами героя и злодейкиными. Ее здесь называют Именинницей, но в этом имени ясно слышится «изменница». Мы также читаем, что она трогает волосы Эргали, она ими торжествующе играет и пр. Но каким образом и почему волосы дают силу или отнимают ее, не говорится.
        ...Было бы интересно разобрать с этой точки зрения тему волос в истории культуре. Если же вернуться к недавнему прошлому, то, кажется, никто не рассматривал волосы в антропологии хиппи (вспомним также одноименный мюзикл), например, как физическое бремя. Все-таки, несмотря на свой очень оригинальный демонизм, Нина Садур тоже ведь дитя своего времени и поколения.


  следующая публикация  .  Все публикации  .  предыдущая публикация  

Герои публикации:

Персоналии:

Последние поступления

06.12.2022
Михаил Перепёлкин
28.03.2022
Предисловие
Дмитрий Кузьмин
13.01.2022
Беседа с Владимиром Орловым
22.08.2021
Презентация новых книг Дмитрия Кузьмина и Валерия Леденёва
Владимир Коркунов
25.05.2021
О современной русскоязычной поэзии Казахстана
Павел Банников
01.06.2020
Предисловие к книге Георгия Генниса
Лев Оборин
29.05.2020
Беседа с Андреем Гришаевым
26.05.2020
Марина Кулакова
02.06.2019
Дмитрий Гаричев. После всех собак. — М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2018).
Денис Ларионов

Архив публикаций

 
  Расширенная форма показа
  Только заголовки

Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service