|
Ярослав Могутин. Америка в моих штанах - Тверь: Kolonna Publications, 1999. 285 с. Тираж 1000 экз.
СУПЕРМОГУТИН. SS: Sверхчеловеческие Sупертексты. СУПЕРКНИГА О СЕКСЕ НАСИЛИИ И СМЕРТИ - New York: [издание автора], 2000. 240 с. Тираж 1000 экз.
«Какая разница, что о поэте пишут критики, когда у поэта большой красивый член и смешная татуировка?» Я вполне согласен с этим замечанием журнала «Птюч», вынесенным на обложку «Америки в моих штанах», и сознаю полную никчемность сочинения критической статьи о книгах Могутина.
Лучшей рецензией были бы не тоскливые буквы на бумаге, а злодейские хэппенинги: убийство какого-нибудь VIP (в духе любимого могутинского персонажа Эндрю Кунанана, застрелившего пингвина Версаче), захват самолета, совращение малолетних, осквернение чудотворной иконы, самосожжение на Лобном месте. Или, за неимением лучшего, совокупление с негром на нью-йоркском пустыре - в честь единственного красивого поступка, оправдавшего бездарную жизнь дряблошеего лидера НБП, которому в давние времена симпатизировал Могутин.
Достойной рецензией на книги Могутина могла бы оказаться подборка цитат, которые можно повторять, как мантры: «Не представляю себя своими родителями, потому что они никогда в жизни не были в Париже и не ели суши». Или: «В жизни тебе нужны только три вещи: правая рука, левая рука и бензопила».
«Я хочу, чтобы мои книги были запрещены во всех цивилизованных странах (не говоря уже о нецивилизованных), чтобы мои книги контрабандой перевозили через границы, как оружие наркотики или детское порно, я хочу, чтобы мои книги публично сжигали на центральных площадях всех столиц мира, чтобы за мои книги могли убить, посадить или по крайней мере отлучить от церкви», - сообщает Могутин в предуведомлении к SS, и его пожелание уже частично оправдалось: в России против него было возбуждено уголовное дело за «разжигание межнациональной розни», а теперь и в США, где Могутин получил политическое убежище, книжные магазины отказываются продавать его сборник. Вспоминается нашумевшая история с Фернандо Аррабалем, арестованным за то, что на экземпляре своего романа он поставил автограф: «Мне насрать на родину, бога и государство». Тем же, кто назовет эти цитаты дешевым эпатажем, хотелось бы напомнить слова Мандельштама о презрении, которое он испытывает к тем, кто пишет разрешенные вещи.
Могутин действительно пишет «неразрешенное», и желающие могут отыскать в его текстах пренебрежение едва ли не всеми статьями уголовного кодекса, не говоря уж о правилах политкорректности. Вслед за Жаном Жене и Дэвидом Войнаровичем он выстраивает литературную биографию не из кабинетного воздуха сексуальных или криминальных фантазий - шокирует впечатлительную публику как раз то, что его сочинения обладают достоверностью документа. Надуманное и надоевшее сравнение Могутина с Лимоновым хотелось бы заменить аналогией с эгоцентриком совсем иного масштаба - Чарльзом Буковски. Подобно Буковски, Могутин протоколирует каждый свой шаг, упиваясь собственной порочностью, - и этот шквал самолюбования провоцирует читателя, вы-зывая страстное желание донести в полицию, немедленно заняться мастурбацией или же зарыдать от того, что жизнь прошла напрасно.
Могутина называют гей-писателем, хотя это определение ровным счетом ничего не означает. Само представление о гетеросексуальной и гей-культуре если и уместно, то лишь в тоталитарном обществе, где геи оказываются репрессированным меньшинством, вынужденным в отместку культивировать контр-кумиров гетто. Сам Могутин говорит о том раздражении, которое вызывают у него политкорректные американские геи, думающие только о «карьере, квартире и бойфренде». «Я ненавижу этот «чистый и счастливый» имидж безмозглых «хороших геев», пропагандируемый в Америке Голливудом и масс-медиа. Нам нужно больше Эндрю Кунананов, больше пидоров-террористов, больше «пидоров-индивидуалистов» типа Гинзберга, литературных уголовников типа Берроуза, больше «пидоров-злодеев», чтобы доказать, что бунтарский дух пидорской природы еще не окончательно переварен Великим Американским Консюмеризмом». В России, едва свыкшейся с дозволенным представлением о гомосексуалистах как о безобидных мотыльках, скачущих на телеэкране в женских тряпках, такое противопоставление, возможно, покажется надуманным. Но Могутина, вполне благополучно живущего с Америкой в штанах, мнение экс-соотечественников вряд ли беспокоит. В самом деле, кому интересны люди, которые никогда не были в Париже и не ели суши.
|
