|
В Каннах — праздник каннибалов, трансвеститов и поклонников нудного инцеста
Интервью с Андреем Геласимовым
|
В российский прокат вышел фильм «Жажда», один из самых обаятельных участников «Кинотавтра-2013», экранизация одноименной повести Андрея Геласимова. Мы поговорили с писателем о фильмах будущего, пользе военного опыта и месте человека в истории
Как сценарист вы уже успели поработать и на сериалах, и на игровых фильмах. Разница оказалась для вас ощутимой?
Разница в написании сериала и полного метра одна: для ТВ можно расписываться, а в кино жестко держишь себя за руки. В работе над сериалом можно смело использовать романную структуру. В полном метре всегда существуешь в пространстве новеллы. Максимум повести. Отсюда — суггестивность, твердо заданный ритм и прочие радости имени А. П. Чехова.
А то, что «Жажда» делалась телевизионной компанией «Всемирные русские студии», занимающейся именно сериалами, вас не смущало? Не боялись телевизионной эстетики на большом экране?
Нет, не боялся. По моему глубокому убеждению, телевидение вот уже десять лет как задвинуло полный метр на второй план. Если не на третий. Начиная с «Прослушки», «Клана Сопрано», «Дэдвуда» и нашей «Бригады» — оскаровская церемония смотрится все бледней. На данный момент там одно политкорректное, идеологически выверенное УГ. В Каннах же — праздник каннибалов, трансвеститов и поклонников бесконечно нудного инцеста. И это реально задолбало. Хороший полный метр бывает, ну, раз в полгода. А вот в сериальной продукции высочайшего литературного и визуального качества уже так много, что не все удается отсмотреть. Так что нет, не боялся. Будущее — за телевидением. Во всяком случае, для хорошей драматургии. Фильмы типа «12 лет рабства», «Капитан Филлипс» — это уже глубокое прошлое. В этом году только Куарон — молодец.
Режиссер Дмитрий Тюрин, в общем-то, тоже занимался продуктами для телевизора. Как вы с ним работали именно над кино?
Прежде всего, думали над гримом для главного героя. А также решали дилемму — снимать или не снимать субъективной камерой, чтобы передать главный эффект моей прозы, написанной от первого лица. Мне также пришлось нарастить роль соседского мальчика. Герой теперь ему рассказывает о своем прошлом. В повести это делалось просто за счет флешбэков. И еще раз хотел бы отметить: пренебрежительное представление о современном телевизионном продукте является прямым свидетельством провинциального мышления конца прошлого века.
В отличие от Тюрина, сами вы в армии не служили. Чем же вам вообще близка эта история?
Я действительно не служил, но по той элементарной причине, что на проводах в армию, куда я с готовностью собирался и прошел все надлежащие медкомиссии, произошел трагический инцидент, который привел к перелому моего позвоночника, тяжелейшей операции и к полугодовому лежанию пластом. Именно этот опыт боли, одиночества и страдания и послужил исходным событием для начала работы над «Жаждой».
Чтобы описывать войну и ее последствия, нужно через это пройти?
Высоцкому было не нужно. И вообще, у меня повесть не про войну. И фильм тоже. Оба произведения — о другом.
О чем, по-вашему?
О прощении. Человек должен перестать требовать справедливости. Особенно по отношению к себе. Идея справедливости придумана лукавым для соблазнения слабых. Сильный должен принять то, что ему выпало. И не только сохранить достоинство, но возрадоваться. А войны в фильме — пять процентов.
Слоган фильма — «Кино о настоящем». При этом ваша повесть «Жажда» была опубликована в 2002 году, а написана еще раньше. Актуальности своей она с тех пор не потеряла?
«О настоящем», я думаю, не касается категории времени. Речь идет не о present, а скорее о real, если вам не совсем понятно. Поэтому история эта своей актуальности, нет, не потеряла. Вчера на Amazon.com американское издание «Жажды» заняло первую позицию в списке бестселлеров русской литературы. Вполне актуальный текст, видимо.
Насколько вы были включены в процесс создания фильма?
Мы довольно плотно общались с режиссером. Я принимал участие в подборе актеров, и потом с Димой у нас был постоянный контакт. Я кое-что ему объяснял, кое-что правил. Причем диалог этот велся временами даже через океан. Я постоянно в разъездах по литературным делам. Но на самом деле я не заморачиваюсь на эту тему. Тюрину можно смело довериться. Он молодец.
В итоге фильм довольно сильно отличается от повести в деталях.
Так я сам и сделал картину не похожей на повесть. В этом для меня и был интерес. Я всегда проверяю: способна моя вселенная на что-то еще или нет? Люблю, когда много возможностей открывается. Это значит, что текст здоровый. Не болеет, не чахнет. Производит новые смыслы. Главный герой картины получился симпатичней, чем в первоисточнике, из-за выбора актера. Миша Грубов привнес свое обаяние. У меня герой действительно агрессивней. Но я не горюю.
Это правда, что референсом для повести послужил фильм «Белорусский вокзал»?
Да, посмотрел его в очередной раз, и захотелось написать современную историю.
Российское кино прежде не обращалось к современной российской литературе. К жанровой — да, были экранизации Акунина и Лукьяненко, а вот к другой, такой как ваша или Алексея Иванова, — только сейчас. Чем это, на ваш взгляд, обусловлено?
Все логично. Рынок сначала интересует то, что приносит наибольшую прибыль.
В книге Иванова «Географ глобус пропил» ученица влюбляется в учителя. В вашей истории «Фокс Малдер похож на свинью» любовь между учительницей и мальчиком. Произведения были опубликованы примерно в одно и то же время. Есть в этом какая-то неслучайность, взаимосвязь?
Я опубликовался на пару лет раньше. Так что вопрос к Иванову. Но вообще у меня подворовывают. Я уже замечал.
Сентиментальность в искусстве — тема, которую по отношению к вам поднимают часто. Что про это думаете?
Она звучит всякий раз, когда появляется молодой журналист, решивший, что ему надо создать конфликт в своем интервью. Обычно это недавние выпускники филфаков, где-то услышавшие или прочитавшие в интернете, что конфликт в интервью — это круто. А сентиментальность в литературе я люблю. Достоевский, Диккенс — это все туда. Но мне и другие авторы нравятся. Вполне ироничные.
В прошлом году вы побывали с «Жаждой» на фестивале «Кинотавр». Какое у вас мнение сложилось об этой среде?
Самое приятное. Отличный кинофестиваль. Очень приятные люди. Великолепно все организовано. Хорошее, талантливое кино. Море. Вино. Что еще надо для счастья...
С кем-то захотелось из режиссеров еще поработать в кино?
Хотел бы поработать для Тодоровского. Он большой молодец. Знает как. С удовольствием смотрю работы Попогребского, Звягинцева, Велединского, Прошкина и многих других. В полном восторге от фильма «Горько!».
Вы сейчас заняты на проекте «Матильда Кшесинская», где вашим соавтором значится Пол Шредер — сценарист «Таксиста» Мартина Скорсезе и режиссер недавнего скандального фильма «Каньоны». Вы с ним как-то взаимодействуете?
Я с ним не общался. Это продюсерская история. Сценарий, кстати, появился до Алексея Ефимовича Учителя. Его пригласили на мой сценарий.
Что такое жизнь писателя? Ваша жизнь этому представлению соответствует? Какие это накладывает обязательства?
Быть честным, опрятным и добрым. По возможности не напиваться. Рустам Ибрагимбеков, по-моему, сформулировал очень точно, что такое жизнь писателя — это гармоничный баланс трудолюбия и безделья. Стараюсь изо всех сил соответствовать.
Какая литература остается в истории, а какая нет?
В истории остается очень талантливая литература. Не очень талантливая — не остается. Но, вообще, стремление остаться в истории отличает, как правило, долбоебов. И еще мудаков. Что, разумеется, не всегда исключает талант.
|
|
