С.И.Липкин. Посох. Стихотворения. М.: Издательство «ЧеРо», 1997. — 144 с., тираж 2000. По идее, нам, читателям, и дела нет до биографии поэта — нам должно быть безразлично, когда и где он родился, с кем воевал, кого любил и кого ненавидел. Есть текст, а всё, что находится за пределами текста, нас не касается. «И меж детей ничтожных мира, Быть может всех ничтожней он». Быть может. Ну и что? На практике получается иначе — блудливое любопытство берет верх, и мы заглядываем за подкладку и упоенно копаемся в чужом платяном шкафу. Иногда, впрочем, фигура автора неотделима от его писаний, интерес к личности подпитывает интерес к творчеству, и абстрагироваться от конкретных обстоятельств невозможно. Новая книга Семена Липкина «Посох» издана с учетом подобных соображений: в первом разделе собраны стихи 30-х годов, публикуемые впервые, во втором — ранее в России не печатавшиеся стихи из заокеанских сборников 1981 и 1984 годов, ну а третий раздел, самый большой, собственно и озаглавленный «Посох», состоит из стихотворений последних пяти лет. Вышеописанное строение книги позволяет увидеть, как талантливый молодой поэт, чьи стихи отмечены разнообразными влияниями, от Багрицкого до Мандельштама, обретает собственный голос, и каковы сегодня, 60 лет спустя, стихи восьмидесятипятилетнего поэта — стихи, отличающиеся необыкновенной ясностью изображения и мысли.
Бессильно ветви опускает клен, И слишком жалок у него наклон, Он чем-то озабочен и напуган. Предчувствует ли близкую грозу, Иль раздражает на скамье внизу Хмырей-соседей площадная ругань?
............................... ...............................
Теперь он стар и слаб. Но мысль тверда. Какая же страшит его беда? Бунт, буйство, кровь, огонь побоищ дикий? Иль видит то, чего не видим мы: Движение миродержавной тьмы — Небытия владычицы безликой.
Так бывает ранней осенью: неяркое солнце, безоблачное небо, и в прозрачном воздухе каждая линия четко отпечатана, каждый предмет как будто приближен вплотную к глазам наблюдателя и виден во всех деталях. И порой кажется, что за подобную ясность приходится платить некоторым снижением эмоционального накала. Так начинается стихотворение «Усталость»:
Усталость вошла мне в глаза, Вошла — и поныне осталась. Усталость грядущего дня, С которым земля сочеталась, Усталость домов городских И поля пустого усталость.
Но текст разворачивается, как туго сжатая пружина, и завершается взрывом:
Давильня — сей мир, но не гроздь — Иное раздавлено тело: Под прахом, внизу, не вино, А сердце мое заалело, Да что мое сердце, когда Душа как рубаха истлела.
Теперь никакую беду И счастье нигде я не встречу, Согласья с собой не найду, Но больше себе не перечу, Мне дьявол не страшен теперь, А ангела я не замечу.
Эти строки проникнуты не усталостью, а трезвой горечью, чувством несколько неожиданным для человека, прожившего длинную и далеко не бессмысленную жизнь. «Посох» книга вообще неожиданная. Уже многие годы главная тема творчества Семена Липкина — война, холокост, сталинские депортации, вся эта кровавая мясорубка XX века. (Отметим на полях мнение Бродского, считавшего Липкина самым крупным поэтом из всех, писавших о войне.) Для него, поэта классической выучки, вопрос — «возможна ли поэзия после Освенцима» — не стоял; более того, именно после Освенцима поэзия, опирающаяся на безграничную веру в могущество слова, оказывается первой необходимостью. Но в одном из стихотворений «Посоха» появляется щемящая нота неуверенности: «Я лягу, страх вобрав окопный/ И помня тех, кто лег во рву./ Как в первый день послепотопный,/ После Освенцима живу.» Книга и отличается сочетанием ясности и растерянности; именно здесь возникает внутренняя напряженность, энергетический разряд. Быть может, эта растерянность — следствие внезапного осознания наступившей старости, совпавшей с концом века. Ощущение паузы на пороге небытия делает «Посох» уникальным явлением. Вот одно из лучших стихотворений книги; наверное, одно из лучших русских стихотворений о старости (каковых вообще не много):
КЛИЧКА
Луна грозна, во мгле ночной мала, Она выглядывает из тумана, Как бы зловещее отверстие ствола Из детективного романа.
Убийца — слышим — движется шажком, А кличка Старость. Птичьим, волчьим стаям, А также человечьим он знаком. Мы умираем. Умираем.
Легко сделать вывод: «Посох» итоговая книга Семена Липкина, но это будет неверно. Неверно потому, что в книге нет точки, есть многоточие; вопреки очевидности. Стихи звучат, и звук требует продолжения.
|