 следующая публикация . Все публикации . предыдущая публикация  |
|
Время поэта
Татьяна Щербина. «? Они утонули»: Стихи, эссе, диалоги. 2006 — 2009. — М.: ИД «Юность», 2009.
|
В предисловии к своей новой книге Татьяна Щербина пишет, что живет «в мире без перегородок» и ей «важно знать, каков всякий предмет, процесс, событие изнутри, извне, при взгляде в микроскоп и из космоса». Подобное желание, поддержанное наблюдательностью, поэтическим даром выдвигает поэта и публициста (в книге также опубликованы и своеобразные одноактные пьесы, являющиеся чем-то средним между публицистикой поэта и актуальной поэзией) в ряд тех, кто, используя старое критическое клише, держит руку на пульсе современности. Или, как минимум, пытается.
Понять, точнее – почувствовать, происходящее Щербина хочет за счет своеобразной переформатизации своей лирики. Теперь этот, прежде – лирический поэт поменял своего лирического героя. Им, при всей неоднозначности и методологической сложности самого понятия, становится время. Вернее – Время, Время с большой буквы.
Щербина рассматривает процесс истечения времен личного и извивы времени исторического, их взаимосвязь и взаимозависимость. Время личное при этом распадается на виртуальное, компьютерное, время «Живого Журнала», и на время актуальное, наполненное событиями, окрашенное в плотные и яркие краски. Которое, в свою очередь, разделено на актуальное персональное, актуальное общее, актуальное политическое, социальное. Все эти времена можно образно описать как пересекающиеся между собой плоскости, в одной точке, точке общего пересечения, дающие ощущение собственного времени поэта. Именно живя в этом, своем времени, Щербина предпринимает попытку предложить читателю приобщиться к ее времени, попробовать, услышав ход ее часов, часы сверить. Попытка эта оказывается в основном успешной и в первую очередь за счет того, что время Щербины оригинально, отличительно от ныне общепринятого, идущего часто уже вспять, или – стоящего на месте.
Книга методологически построена через сочетание «стихотворение – эссе», в редких случаях «два стихотворения – эссе». Одно или два стихотворения предваряют и небольшие, с налетом легкого абсурда пьесы, которые скорее ближе к поэзии, чем к драматургии. В стихах Щербина настойчиво вводит в поэтический обиход такие приметы времени, как Интернет, даже названия ее стихов отсылают к новой, уже окончательно покрывшей мир реальности – «Нановек», «ЖЖ постинг».
Травка мелка, вот и век мелкотравчат,
в каждой былинке таится герой,
наноцари достают свой буравчик,
нанопоэты хватают перо.
Ой, не перо, а тачпад или джойстик...
«Нановек»
Создается впечатление, что поэт переформатировал не только героя, но и язык. В самом деле, лирика Щербины, в отличие от эссеистики, теперь заполнена словами и словечками новой, цифровой эры. Однако слова оказываются вторичными в сравнении с интонацией, с чувством поэта – Щербина продолжает писать о том же, о чем писала почти двадцать лет назад, вот только для того, чтобы донести до читателя свою тревогу и свои переживания, она использует новую лексику.
Я отношусь к Богу так,
Как хотела бы, чтоб компьютер
относился ко мне.
Да, и я зависаю, и меня глючит,
Каждый delete – душераздирающий
взвизг
вселенско-катастрофического
«за что!»
«Интимные отношения»
Стихотворение «Интимные отношения», как и следующее за ним «О блоке питания и батарейках» и начинающееся строкой «Бог – это Блок питания. Мы работаем от сети», предваряет очень личное, почти интимное эссе о вере и Боге «Золотое правило». В нем Щербина уже не использует «нового языка», но все-таки ссылается на опыт сетевой жизни, явно подпитывающей ее творчество в первую очередь тем, что «интернет-серфинг» дает возможность, не вставая из-за стола, вступить в общение с десятками и сотнями людей, поговорить с ними, узнать их мнение. Конечно, существует опасность обмануться в своем сетевом собеседнике. Конечно, виртуальный собеседник в реале может оказаться совсем не тем, за кого он себя выдает, прикрываясь сетевым именем и высказываясь от этого имени, к которому он зачастую сочиняет и вымышленную биографию, причем бывает и так, что высказанное им вовсе не отражает его подлинных мыслей, а является выражением его виртуального «Я». Интернет, таким образом, никак не продвинулся от прежней советской парадигмы, в которой человек говорил не то, что думал, и поступал вовсе не так, как следовало ожидать от его слов. В этом Интернет оставляет за человеком его подлинное человеческое, но и эта невозможность увидеть за маской действительное лицо оказывается под пристальным взглядом Татьяны Щербины.
Все потаенное понятно,
произносимое сказано,
ну какие ж тут комменты,
слезы выглядят стразами,
и восторги – хлопушками,
и стихи – конфетти,
вроде выстрелят пушкиным,
а потом – подмести
и в пакет целлофановый
с оцифрованной сагой
и шуршащей сафьянами,
будто платье, бумагой.
Это небольшое стихотворение составляет пару эссе «Утопический общественный строй», посвященному современному виртуальному, по собственной констатации Щербины, наркотику, явлению, для многих замещающему если не всю жизнь, то многие ее составляющие, – Живому Журналу, активным жителем и автором которого является Татьяна Щербина. Время Живого Журнала как бы добавляется к уже существующим временам, оно, по мнению Щербины, позволило возникнуть в России тому, что никак не складывалось в «реале»: гражданскому обществу. Конечно, «жж-шное» гражданское общество скорее суррогат того, которого взыскует поэт, но Щербина справедливо полагает, что оказавшиеся «соседями по лестничной клетке» разбросанные по всей России и всему миру «жж-шные» персонажи хотя бы дают видимость некоего нового объединения, претендующего на то, чтобы быть как минимум услышанным.
Еще одно время, на которое обращен поэтический и публицистический взгляд Щербины, – время политическое. Строго говоря, почти вся книга, почти все пары «стихотворение-эссе» пронизаны политическим. Политика Щербиной переосмыслена, введена в поэтическое русло, привязана к историческому и культурному контекстам.
Все понимаю: лет через тридцать
азиатскими станут наши с тобой бугры.
Чем меньше можешь, тем больше подвинься –
но никто не согласен с правилами игры.
Так пишет Щербина в предваряющем эссе «Фобия Ксении» стихотворении, чтобы через больную ныне тему ксенофобии перейти к нелицеприятному выводу, жесткому, но точному и справедливому: «У нас нет добра и зла, кроме фобии чужого (добро – "наше", зло – "ихнее"), у нас – бесконечная цепочка унижений. Мы не хотим совершенствоваться, нам бы удалить свидетелей, критиков, раздражители – суверенно запереться, чтоб нашего озверения никто не видел, и из своей крепости грозить миру. Мир задрожит и рухнет перед нами на колени. Да, ненавидя, но нам не любовь нужна, а чтоб мы унизили, а не нас».
Взгляд Щербины – взгляд пессимиста, но не «варварский, но верный», а взгляд человека просвещенного, опытного и знающего. Иного, впрочем, от прежнего лирического, ныне – «временного» поэта Татьяны Щербины было бы трудно ожидать...
|
|
