Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
Страны и регионы
Города России
Страны мира

Досье

Публикации

к списку персоналий досье напечатать
Олег Лекманов   .  предыдущая публикация  
Скупо и сухо о Мандельштаме
Олег Лекманов: «Одним из первых об ужасе коллективизации написал сугубо городской поэт»

03.10.2008
Интервью:
Юлия Качалкина
НГ Ex Libris, 17.06.2004
Досье: Олег Лекманов
        — Олег, насколько мне известно, Осип Мандельштам крупнее прочих обозначился еще в вашей литературоведческой «Книге об акмеизме» 2000 года. Откуда такой интерес к Мандельштаму?
        — Имя Мандельштама я услышал впервые в советскую эпоху, и для меня в юности и детстве он был прежде всего поэтом политическим. Прекрасно помню, как папа принес перефотографированные листочки американского собрания сочинений и сказал мне — из желания уберечь: ни в коем случае не смотри и не читай! Но, ясное дело, стоило ему уйти, я тут же залез в тайный ящик стола, прочел стихи, которые меня совершенно поразили. Едва ли не первым стихотворением, на которое я наткнулся, было знаменитое — о Сталине: «Мы живем, под собою не чуя страны...» Сейчас ценю его меньше, но тогда... И с тех пор в течение долгих лет Мандельштам — один из самых моих любимых поэтов. А что касается непосредственно его биографии, я в течение довольно долгого времени ждал, что эту книгу напишет кто-нибудь другой. Есть замечательные специалисты. Среди них я назову только одно имя: Александр Анатольевич Морозов — прекрасный специалист, знаток, который мог бы написать про Мандельштама в тысячу раз лучше, чем я. Ему, кстати, принадлежит статья о поэте в Биографическом словаре русских писателей. Но с течением времени стало понятно, что никто ничего не делает. И в области изучения акмеизма тоже. Более того, постоянно происходит расширение площадки: пишут уже не только о подтекстах второй, третьей, четвертой, пятой степени — совершенно закопались в мелочах. И тем не менее не решены некоторые, как мне кажется, научно важные проблемы относительно Мандельштама. Среди них было действительно две или три крупные: мемуары о Мандельштаме, которые до сих пор в надлежащем и хорошем виде не изданы, и биография поэта.
        — Эта биография Мандельштама цитатна — там звучат голоса современников, близко знавших поэта. Каков был критерий отбора источников и где там личность собственно биографа?
        — Действительно, многие из мемуарных источников даже не опубликованы до сих пор, а в некоторых из них ничего без комментария не понятно. Есть, с одной стороны, воспоминания Ирины Одоевцевой и Георгия Иванова, к которым зачастую невозможно не прибавлять ехидную оговорку: «Как пишет в своих ненадежных воспоминаниях Одоевцева...».
        С другой стороны, есть воспоминания двух героических женщин Надежды Мандельштам и Эммы Герштейн, вступивших в конфронтацию друг с другом. И мне хотелось дать слово всем. Хотя бы для того, чтобы у читателя появилась возможность по ссылкам «войти» в эти мемуары. Если собрать все цитаты о Мандельштаме, совершенно очевидным становится одно: Мандельштам превратился в миф. Миф, где два главных извода: Мандельштам чудак, обожающий сладкое, спотыкающийся на каждом шагу, такой Паганель литературы, нелепый, не знающий элементарных правил человеческого общежития, роняющий на себя стакан горячего чаю... И второй извод: Мандельштам — героическая личность, рыцарь без страха и упрека. Основания для этого второго мифа заложил прежде всего Илья Эренбург в своей мемуарной книге «Люди, годы, жизнь», а потом уже Надежда Мандельштам — особенно — работала в рамках этого же мифа (Эмма Герштейн скорее пыталась этот миф развеять). Мандельштам, конечно, герой. Миф имеет право на существование. Но тем не менее этим поэт не исчерпывается. Несмотря на то что «всем дано сказать», я довольно жестко отбираю высказывания. А самое главное, все они — краски, мазки на палитре, но эти мазки в картинку складываю именно я. Крайне самоуверенно было бы заявлять — «Я написал книгу о том, каким был Мандельштам на самом деле». Я-то, мол, знаю... Но мне хотелось путем сопоставления этих мемуаров и путем анализа показать, каким Мандельштам мог быть, исходя из комплекса голосов. И еще одна составляющая — это стихи и проза самого Мандельштама. Он о себе высказался больше и лучше, чем кто бы то ни было.
        — Очень большое место отведено в биографии взаимоотношениям поэта с женщинами. Почему?
        — Знаете, Надежда Мандельштам с Мандельштамом писали в середине тридцатых годов уже в Воронеже такой текст для радиопостановки — «Молодость Гете». И там сказано, что женщины были для Гете мостами, по которым поэт переходил из периода в период. Я бы так и ответил. Разумеется, своей целью я не ставил удовлетворить простое обывательское любопытство: «Ага! У Мандельштама была и такая женщина, и такая!» Но поскольку все они сыграли очень важную роль в становлении Мандельштама как личности и поэта: Цветаева разбудила целый период его творчества; или, скажем, Ольга Ваксель, которой он написал стихи и после этого прекратил писать, пауза началась, — все они были значимы для него. Не как «музы»... Даже наоборот. Думаю, что без разговора о них совершенно невозможно понять Мандельштама. А кроме того, ужасно интересно их всех каким-то образом сопоставить с Надеждой Мандельштам. Ее ролью в судьбе мужа. Начиная с внешности. Ведь почти все они были потрясающими красавицами! А Надежда Яковлевна?.. И несмотря на всех этих женщин, на все эти истории, она была рядом.
        — Как вы понимаете взаимоотношения поэта со Сталиным?
        — Когда мы говорим о ком-то и Сталине, воображаем, будто этот разговор шел на равных. Да: вот был Сталин, которому интересен Мандельштам, и вот Сталин сидел и думал, как бы там себя с поэтом «повести». Это, мне кажется, иллюзия. От нее необходимо освободиться. Иначе у нас получается, как в книжке Бенедикта Михайловича Сарнова «Заложник вечности»: оба вели сложную и изощренную игру. Этого не было. Их положение было совершенно разным. Для Сталина и Пастернак, и Мандельштам были мелкими сошками. Они интересовали его постольку, поскольку встраивались в какой-то «механизм». Что касается обратной стороны, здесь было все иначе. Куча литераторов пыталась и достучаться, и докричаться до него. Конечно, Мандельштам в 1917 году воспринял Октябрь как трагедию и крушение надежд. Тем более что он был очарован Февральской революцией. А дальше нужно следовать логике: если вы сделали выбор и не уехали, если остались в Советской России и видите, что ничего не меняется, а лишь ужесточается, то вам необходимо каким-то образом жить. Искать себе резоны для существования. Есть вариант — борьба с властью. Но этой борьбой обычно занимаются профессионалы. Они могут быть писателями, но их стихи и проза подчинены борьбе. Ни Булгаков, ни Мандельштам такими борцами не были. Перед ними стояли совершенно другие задачи. Необходимо было искать себе оправдания. А дальше в какой-то момент наступает предел терпению: вот это я оправдываю, вот это я оправдываю... Все. Становится невозможно. Для Мандельштама этот момент наступил в наиболее благополучный момент жизни — он получил квартиру в Москве. В кооперативном писательском доме. Тут еще зашел к нему Пастернак, сказал абсолютно безобидную фразу: вот квартира, теперь можно писать стихи... А перед этим Мандельштамы ездили по Крыму и видели, как живут крестьяне. Ведь одним из первых об ужасе коллективизации написал сугубо городской поэт Мандельштам! И этот дисбаланс между тем и этим, ощущение несправедливости — все приводит к взрыву. И он пишет «Мы живем, под собою не чуя страны...», а дальше понимает, что совершил акт самоубийства. Но пытается реализовать написанные строки — добиться, чтобы «речи» как раз были «слышны». И когда Мандельштама берут и он ожидает гибели, а вместо уничтожения ему даруется жизнь — он отправляется не в Сибирь, а в ссылку в Воронеж, с женой, — душу переполнило ощущение благодарности к Силе, пощадившей его. А еще я хотел показать, что мандельштамовская биография строилась по принципу маятника: с одной стороны, человек, который очень остро и ясно ощущал собственную особость и не собирался от этого отказываться. С другой — удивительное желание сверять то, что он делал, с тем, что делают другие люди. И вот это ощущение — даже в большей степени, — и повлияло. Как же так: все любят Вождя, а я отщепенец, что ли? Что-то не то делаю? Ведь знаменитое стихотворение «Ода» Сталину — оно о чем? О том, как я, Мандельштам, буду создавать портрет Сталина! Но мне этого сделать не удается, ибо это не под силу одному человеку, и отсюда — образ народа-Гомера. И я для того, чтобы написать портрет, тоже должен уменьшиться. Стать одним из многих. И тогда у меня что-нибудь получится. Он пишет эти сильные стихи. Покойный Сергей Сергеевич Аверинцев однажды сказал: ахматовские стихи про Сталина можно убрать из корпуса ее наследия, ничего не изменится. А мандельштамовские стихи убрать нельзя.
        — Два ареста Мандельштама — в 1934 и 1938 году соответственно — описаны крайне скупо, сухо. Почему?
        — Вообще вся книжка написана сухо. И скупо. Если взять том этой биографии «ЖЗЛ» и поставить ее рядом с другими, то она просто по толщине решительно отличается! Маленькая книжечка, но этого я и хотел. Предельно жестко сделана последняя глава, где речь уже идет о смерти поэта. О лагере. Мне кажется, есть такая литературоведческая манера, которую Мандельштам отчасти провоцирует (а еще больше, кстати, ее провоцирует Гумилев. Ну, или Цветаева): «Марина полюбила его так, что...»... Сами представляете дальнейший пафос и лексику! В общем, это дурной тон. Сами события настолько потрясают, сама фигура Мандельштама настолько крупна, излучает такую энергию мощную, что я должен быть как можно более сдержанным. Гораздо сильнее, по-моему, поражает сухой перечень предметов, взятых поэтом с собой при первом аресте. Почти в протокольной манере. Если кто-то говорит или пишет, что эта книжка сухая (но не скучная!) — я буду считать это лучшей себе похвалой.
        — Что можно сейчас сказать об архиве поэта? В каком он состоянии, где он сейчас и возможны в нем еще открытия?
        — Он состоит из двух частей — одна рассредоточена в рукописях и текстах (опубликованных в журналах или вписанных кому-то в альбом) по разным хранилищам Москвы и Петербурга. Чуть меньше половины всего корпуса. Вторая часть — в основном поздний Мандельштам, — написанное Надеждой Яковлевной под его диктовку и авторизованное. И эта вторая часть хранилась сначала у Надежды Яковлевны, потом в какой-то момент решено было переправить бумаги за границу. И многие были против. Но на родине поэта эти тексты никак не выходили книжкой, а книжка была нужна. Тайными дипломатическими каналами все это ушло во Францию, а потом попало в Принстонский университет, где и по сей день хранится. Там работал друг Надежды Яковлевны и один из первых зарубежных биографов Мандельштама Кларенс Браун. И надо сказать, что время полностью подтвердило правоту опасений Надежды Яковлевны: стоило ей умереть, как к ее душеприказчику Юрию Львовичу Фрейдину тут же пришли из ГБ и все изъяли — в частности, все сохранившиеся книги из библиотеки Мандельштама. И, несмотря на все запросы, до сих пор не вернули! Может быть, все это уничтожено?
        Я думаю, что обнаружить новые тексты Мандельштама можно — стихи, письма (Катаеву, например). Есть статья «Пушкин и Скрябин». Мы знаем только ее черновик. А был и какой-то чистовик. Но главный Мандельштам у нас уже есть. Текст, который перевернул бы наши представления о поэте или даже уж так существенно дополнил, — его мы обнаружим вряд ли.


Олег Лекманов   .  предыдущая публикация  

Герои публикации:

Персоналии:

Последние поступления

06.12.2022
Михаил Перепёлкин
28.03.2022
Предисловие
Дмитрий Кузьмин
13.01.2022
Беседа с Владимиром Орловым
22.08.2021
Презентация новых книг Дмитрия Кузьмина и Валерия Леденёва
Владимир Коркунов
25.05.2021
О современной русскоязычной поэзии Казахстана
Павел Банников
01.06.2020
Предисловие к книге Георгия Генниса
Лев Оборин
29.05.2020
Беседа с Андреем Гришаевым
26.05.2020
Марина Кулакова
02.06.2019
Дмитрий Гаричев. После всех собак. — М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2018).
Денис Ларионов

Архив публикаций

 
  Расширенная форма показа
  Только заголовки

Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service