Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
Страны и регионы
Города России
Страны мира

Досье

Публикации

к списку персоналий досье напечатать
  следующая публикация  .  Галина Зеленина (Гила Лоран)  .  предыдущая публикация  
Нате?
Г. Лоран. Voilà: Антология жанра. — М.; Тверь: АРГО-РИСК; KOLONNA Publications, 2004.

14.10.2007
Досье: Галина Зеленина (Гила Лоран)
        Признаюсь честно: поэтов новой и новейшей волны я читаю по большей части в силу личного знакомства и приятельских отношений. Тем не менее их новации довольно редко находят во мне сочувственный отклик. И дело здесь не в достоинствах или недостатках тех или иных авторов, а в некоей общей ситуации. Внешне эту ситуацию можно описать так. Современные, условно говоря, «хорошие стихи», то есть стихи, достаточно широко использующие богатейший поэтический инструментарий ХХ века, почти сплошь выглядят скучноватыми, пустоватыми, отягощенными какой-то натужной заданностью. С другой стороны, сочиняемые им в противовес «плохие стихи», манифестирующие в том или ином объеме отказ от традиционного инструментария в пользу так и сяк трактуемой «новой искренности», как правило, остаются просто плохими стихами.
        Речь идет не о кризисе поэзии, а о кризисе читательского восприятия и возможных в этой связи авторских стратегиях. Одну из таких стратегий предлагает в своей книжке Гила Лоран. Лично для меня эта стратегия по многим причинам не слишком притягательна, тем интереснее ее обсудить, тем более что чем-то она меня все-таки «зацепила».
        То, что делает Гила Лоран, я назвал бы неоромантизмом. Она возрождает старую романтическую концепцию героя-одиночки, бунтаря, отщепенца. (В скобках замечу, что традиция, дезавуированная романтизмом, расщепляла и разводила по разным полюсам известный в мифологии синкретический образ культурного героя – трикстера; романтическая ирония в каком-то смысле реанимировала древнейшую синкретику.) Повторюсь: сам я давно охладел ко всякой гипертрофии поэтического «эго», эпатажу и провокативности. У Гилы Лоран мне показались интересными многоступенчатое обыгрывание мотива и выбор стилистических ориентиров. Основной мотив ее лирики – противопоставление поэта, маргинала и девианта, общепринятым нормам, условностям и обусловленностям. Это противопоставление обыгрывается – одновременно или последовательно – в нескольких контекстах самоидентификации. Возрастной контекст представлен ювенильностью, сексуальный – лесбийством, социально-поведенческий – агрессивностью и антибуржуазным нонконформизмом, национально-религиозный – иудаизмом. Последний контекст не только сам по себе маркирует определенную маргинальность, но и в своих собственных рамках выделяет авторское «эго» Гилы Лоран как вполне девиантное, чтобы не сказать – кощунственное:

                        Но не сберег я моего любезного
                        Чьи глаза для меня дороже рая
                        И теперь от пращи в печени всякий день умираю.
                        Слуги Его мне сие сотворили возмездие,
                        Но восстану – и каждую изменю картинку
                        В Книге той – перепишу каждый стих
                        И буду я – словно демон сидеть над бездною
                        И тонкий мальчик в тяжелых модных ботинках
                        На коленях медных моих.

        Стихотворение называется «Голиаф и Давид».
        Можно еще отметить контекст лингвистический, на одном полюсе которого систематически всплывает обсценная лексика, а на другом – немецкие речения типа «Friss dich die Gladiolen satt», испанские – «Para bailar la Bamba» или такие не рассчитанные на мгновенное «схватывание» со слуха иноязычные слова, как, например, «амперсанд».
        Манифестируемые автором особенности лирического «эго» подсказывают и определенный выбор поэтики. Для примера приведу фрагмент из «Лирического манифеста» – заглавного и во многом программного стихотворения книги:

        В череде семи дней, неумных и непослушных,
                        Я теряю – по унции – обаянье,
                        Раскалёнными щипчиками выдавливаю угри.
                        Упразднилась любовница, переломав мне душу,
                        Я не сплю по ночам, я не чищу ботинки, я не
                        Знаю больше, как зажигаются фонари.

                                    У меня вместо глаз витражи
                                    Вместо чюфств к тебе – маргаритки
                                    Отпечаток губ на открытке
                                    Ты пришли мне в мои гаражи


                        Застревают капсулы с непривычки
                        В пищеводе нежном, дрожащем, на ветру стебель
                        И все кругом неспроста
                        Понатыкали, точно урны, кавычки:
                        Изумрудные птицы в застывшем бурей гравюрном небе
                        Займите места.

                                    У меня вместо хуя нож
                                    Вместо языка – шоколадка
                                    Поцелую – и станет сладко
                                    А полюблю – умрёшь.


        Здесь ритмико-интонационные ходы со всей очевидностью калькируют раннего Маяковского; сравнительно сложная строфика – не структурой, но самим фактом усложнения – отсылает к Бродскому; выделенные авторским курсивом четверостишия выдержаны в романсовой, улично-приблатненной, но все же «окультуренной» тональности. В последующих стихотворениях брутальность и антиэстетизм предметно-образного ряда выявляются полнее, напоминая о немецких экспрессионистах.
        Эти стилевые ориентиры, включая большую или меньшую затемненность отдельных фрагментов, сохраняются во всем корпусе книги.
        К слову сказать, только наличие романтического, геройствующего героя позволяет, на мой взгляд, эстетически осмыслить сколь угодно откровенные эротические пассажи.
        В свете упоминавшихся выше смысловых доминант обращение к футуристской, «маяковской» поэтике выглядит вполне естественно, хотя именно этот ориентир, кажется, менее всего присущ современной «молодежной» поэзии.
        Как ни странно, но в текстах Гилы Лоран почти нет значимых прямых поэтических аллюзий. Постмодернистскими играми с чужим словом сегодня никого не удивишь, но в стихах это чужое слово, как правило, стиховое же, а у Гилы Лоран – прозаическое. Я насчитал в книге не меньше десяти как развернутых, так и мимолетных отсылок к русской прозе: Достоевскому, Л. Толстому, Гончарову, Сологубу, Мариенгофу. И еще столько же – к детской литературе: от «Городка в табакерке» до «Гарри Поттера». Все эти отсылки подчеркнуто химеричны. Как в сновидениях, когда текучие фантомы обнаруживают знакомые черты или носят имена знакомых персонажей.
        Вот фрагмент из стихотворения «Гарри Поттер и Метрофис»:

                        Под вечер на дверь офиса навесить два замка
                        И выебать бухгалтершу в висок,
                        Ибо салом обложены её бока
                        Тяжки уши, а сердце жирно.

                        На следы её крови цвета инжира
                        Насыпать мелкий, нежно-розовый песок.

        Отвратительные, злые сны.
        Но – сложнозарифмованные и вообще сложносочиненные.
        Пожалуй, эта нацеленность на усложнение и есть то самое, что «зацепило» меня в этих стихах, открывая за ними некую «глубину резкости».
        И еще. Я уже говорил, что давно не признаю никакой поэтической самоценности за эпатажными выходками и антиэстетическими дразнилками. Но могу их принять в качестве логичной (по мне, так слишком уж логичной!) реакции на ту «прекрасную фальшь», которую мы в свое время упорно не замечали – а то и высоко ценили – у любимых авторов «прекрасной эпохи».
        Думаю, из вышесказанного понятно, почему стихи Гилы Лоран я расцениваю как явление, во-первых, интересное и достаточно самобытное, а во-вторых, скорее обнадеживающее, чем отрадное.


  следующая публикация  .  Галина Зеленина (Гила Лоран)  .  предыдущая публикация  

Герои публикации:

Персоналии:

Последние поступления

06.12.2022
Михаил Перепёлкин
28.03.2022
Предисловие
Дмитрий Кузьмин
13.01.2022
Беседа с Владимиром Орловым
22.08.2021
Презентация новых книг Дмитрия Кузьмина и Валерия Леденёва
Владимир Коркунов
25.05.2021
О современной русскоязычной поэзии Казахстана
Павел Банников
01.06.2020
Предисловие к книге Георгия Генниса
Лев Оборин
29.05.2020
Беседа с Андреем Гришаевым
26.05.2020
Марина Кулакова
02.06.2019
Дмитрий Гаричев. После всех собак. — М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2018).
Денис Ларионов

Архив публикаций

 
  Расширенная форма показа
  Только заголовки

Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service