Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
Страны и регионы
Города России
Страны мира

Досье

Публикации

напечатать
  следующая публикация  .  Все публикации  .  предыдущая публикация  
Обогащение языка
Интервью с Кириллом Решетниковым

20.04.2011
Беседовали Мария Потоцкая и Татьяна Роднянская
Филолог Кирилл Решетников, более известный как поэт Шиш Брянский, рассуждает о литературных приемах, русском языке и новой поэзии.

Кирилл, вы используете мат в своих стихах. Есть огромное количество противников ненормативной лексики в литературе, в частности поэзии. Что вы им обычно отвечаете?

Обычно ничего не отвечаю, потому что у всех свои сложившиеся убеждения. Есть мнение, что неприятие мата — признак «непродвинутости». Я с этим мнением не согласен. Я совершенно спокойно отношусь к субъективному неприятию, это дело личного вкуса. Лингвисты, которым вроде бы ни к одной разновидности языка не положено относиться с неприязнью, тоже могут на каком-то уровне не принимать мат — не в качестве специалистов по языку, а в качестве обычных людей, в быту. Вообще, у этой лексики есть бытовая функция, а есть художественная, реализуемая в литературе, в сценических текстах или песнях.

Вы хотите сказать, что мат сделался изобразительно-выразительным средством?

Отчасти. Причем сейчас в его художественном употреблении уже нет почти ничего необычного, тогда как еще недавно использование его в литературе было своего рода откровением, шокирующим новшеством.

А как же Пушкин и Лермонтов, которые осмеливались употреблять мат еще в позапрошлом веке?

Подобные их произведения были в спрятаны в архивах, к тому же в отношении авторства некоторых из текстов до сих пор нет полной ясности. Пушкина и Лермонтова принято воспринимать через их канонические тексты, а пресловутые матерные стихи классиков — абсолютная маргиналия. Ни в одной хрестоматии вы их не найдете, правда же? Вообще, мат проник в кино, театр и литературу только в 1990-е годы, когда началось разрушение языковых барьеров, «перегородок» между разными языковыми сферами. Я думаю, радикальная рок-музыка этому способствовала в той же степени, что и неподцензурные позднесоветские писатели вместе с их постперестроечными последователями.

Но ведь раньше как-то обходились без ненорматива?

Вот именно, и поэтому классики традиционно не бывают представлены обсценными текстами. А если вы попытаетесь составить мало-мальски представительную выборку Сорокина, очищенную от мата, то у вас ничего не получится. В принципе, современному автору доступны разнообразные и многочисленные способы обогащения языка. Есть разные сферы лексики, разные приемы речи, разные «подъязыки» внутри русского (коль скоро речь о русском). Мат для писателя — один из инструментов, специфический язык в ряду других специфических языков, не более того.

Тогда использование английских слов — тоже некий способ расширения литературного горизонта? В нашумевшем романе «Околоноля» есть целые фразы на английском.

В «Околоноля» это связано, по-моему, не столько с отражением тренда, сколько с какими-то содержательными моментами и шекспировской темой.

Не соглашусь. Там есть масса фраз, которые можно было сказать и по-русски. К примеру, некоторые наши СМИ запрещают сотрудникам использовать иностранные слова, ссылаясь на то, что это «некрасиво и глупо».

Ну, это просто языковой формат конкретных СМИ. А вот в жизни, по-вашему, это тоже лишнее, тоже некрасиво и глупо?

Когда нет точного русского эквивалента — нет, а в случае замены привычных и подходящих по смыслу слов англицизмами — да.


Во втором случае это — стилистическая особенность речи. Значит, человек обитает в среде, где образ жизни отчасти диктует такое речевое поведение.

Такими темпами мы вообще скоро русский язык забудем…

Классического, «пушкинского» русского языка уже давно нет. И вообще, язык не может не меняться. А что касается заимствований, то многие из них с течением времени стали настолько привычными, что мы их воспринимаем как стопроцентно русские слова. Например, кто сегодня осознает, что «тарелка», «блюдо» и даже «хлеб» — это, на самом деле, слова германского происхождения? А ведь исторически это так. Сейчас — время английских слов, при этом какие-то из них останутся, какие-то уйдут из языка.

Из-за ненадобности…

Да. Я лично употреблял в стихах английские слова главным образом для смеха, для того, чтобы спародировать эту модную англизирующую тенденцию. Рифмовал «эллин» (устаревшее книжное название грека, преимущественно древнего) и английское alien «чужой» (а также «инопланетянин»). Но в разговорной речи чрезмерное употребление иностранных слов меня раздражает.

Кто-то и повыпендриваться хочет. Сказать все, что знает, и сразу.

Да, в таком случае всегда хочется послушать, как этот персонаж говорит по-английски. Кстати, и коммуникативные проблемы могут быть, когда речь состоит из смеси языков — не все же английский знают. Но в литературе это опять-таки может быть оправдано как художественный прием.

Есть ли понятие моды в литературе?

Думаю, мода в литературе и прочих творческих отраслях — это сейчас во многом результат деятельности СМИ и конкретных журналистов, чья работа как раз и заключается в том, чтобы придумывать моду. Говорят, что критика у нас ни на что не влияет. Может, это и так, но есть критики, которые сами по себе модные, и вот они, по крайней мере, какую-то локальную моду способны создавать. Но есть, видимо, и такая мода, которая не создается специально, а возникает стихийно. Наткнувшись на определенное явление, автора, книгу несколько раз в течение дня, можно сделать вывод об их модности.

Давайте разграничим понятия «модное» и «популярное». Популярными у большинства могут быть необремененные смыслом детективы или их автор, а модное не обязательно пользуется спросом у широких масс. Здесь важнее причастность к определенной прослойке общества, социальной группе и т.д.

Да, наверное. К тому же модное — это, по идее, то, что добавляет в культурный рацион некое сущностное новшество. Хотя в реальности это не всегда так, особенно если учесть специфику Москвы и ее медийных арбитров, которые назначают те или иные вещи модными по своему вкусу. В литературе сейчас актуальны антиутопии, но модны ли они? Не знаю. Если говорить о моих личных предпочтениях, то из недавнего могу порекомендовать, например, книгу «Живущий» — новый роман Анны Старобинец, очень жесткий и плотный, про то, чем может закончиться увлечение технологиями и социальными экспериментами. Мне кажется, что это лучшая русская антиутопия последних лет.

Не думаю, что многие про нее слышали. Раньше были Стругацкие, Лем — авторы, которых знали все. Сейчас, пожалуй, авторы или знамениты в смежной профессии и на них работает имя, или создается искусственный ажиотаж вокруг книги.

Были бы сейчас Стругацкие, их бы тоже, конечно, заметили и оценили, но они точно были бы не единственные и, может быть, даже не главные. Просто из-за количества издаваемой и переводимой литературы. Конкуренция слишком большая.

Как в нашей литературе обстоят дела?

По-моему, чуть лучше, чем кажется, и вот почему: появилось больше места для авторского маневра. Еще совсем недавно про ту или иную «неформатную» новинку можно было с уверенностью сказать, что она не впишется в рынок. А сейчас такие категоричные утверждения постепенно утрачивают смысл, потому что железобетонная система форматов рушится. Все больше непредсказуемости. Произведение, однозначно воспринимаемое как «неформат», имеет несколько больше шансов быть замеченным и принятым, чем раньше. Сказывается усталость от одного и того же, от вещей, сделанных по форматным лекалам.

Ажиотажный успех можно получить посредством рекламы и пиара.

Сейчас любая, даже самая хорошая книга нуждается в пиаре, иначе ее просто не заметят ни СМИ, ни читатели.

Остались ли еще неиспользованные формы в литературе, или все уже придумали?

Перспективной мне кажется некая область на стыке фэнтези и традиционного реализма. Кроме того, журналистские книги, расследования и книги-репортажи, возможно, рано или поздно займут у нас то место, которое они уже давно занимают в Европе и Америке.

Так ведь масса книг в России уже издана успешными журналистами…


На Западе это куда более обширная область. Харизма автора-журналиста, в принципе, может быть не слабее харизмы автора-писателя. В жанре non-fiction еще много всего интересного должно появиться.

Давайте теперь о поэзии. Раньше она занимала очень важное место в сердцах и умах людей, у всех дома стоял портрет Есенина, но сегодня не состарилась ли та аудитория, которой интересны стихи?

Сейчас тоже читают Есенина. Что касается новой поэзии, то считается, что она переместилась в область музыки, и поэты у нас теперь сочиняют рэп. Но тут ничего не ясно, выводы можно будет делать лет через двадцать. Я недавно говорил с Евтушенко, он горько сетовал по поводу того, что сегодня поэзия не играет той общественной роли, которая была ей присуща в 1960-х, и призывал работать с поэзией не так, как нынешние кураторы, а широкомасштабно. Если он прав, то действительно есть некая загвоздка, устранив которую, мы получим поэтический бум. Но, к сожалению, более вероятно, что духовное лидерство поэзии по типу 1960-х сейчас невозможно точно так же, как невозможно безраздельное лидерство новых Стругацких.

Но есть же Дмитрий Быков с проектом «Поэт и Гражданин» — вполне успешный и социально востребованный продукт.

У этого проекта очень много непоэтических составляющих. Тут и личность Быкова, и телеканал «Дождь», и Эхо Москвы, и известность Ефремова. На мой взгляд, это рифмованная фельетонистика в большей степени, чем поэзия. У Быкова же ведь есть и «просто стихи», а они представляют собой нечто совсем другое. Рифмованной журналистикой Быков давно занимается, и эта разновидность текстов явно восходит к советской традиции (хочу особо отметить, что в советской «родословной» того или иного явления нет ничего плохого). В советское время было много авторов-фельетонистов, которые писали сатирические стихи такого типа, публиковавшиеся в периодике. И важно еще вот что: Быков говорит с позиций интеллигенции, а ведь можно еще говорить от лица масс, и если кто-нибудь у нас хотя бы в какой-то мере этим занимается, то только поэт Емелин. Который, к тому же, иногда ухитряется совмещать политику с чистейшей лирикой в пределах одного и того же стихотворения.

Но раньше стихи вслух читали, и они были о прекрасном, трагическом. Сейчас тоже есть собрания любителей «почитать вслух», но это скорее уместно для компании, которая собралась вкусно поужинать. И читают в основном классиков — ваши-то стихи вслух особо не почитаешь…

Возможно… Хотя, знаете, все зависит от того, какая компания.


  следующая публикация  .  Все публикации  .  предыдущая публикация  

Герои публикации:

Персоналии:

Последние поступления

06.12.2022
Михаил Перепёлкин
28.03.2022
Предисловие
Дмитрий Кузьмин
13.01.2022
Беседа с Владимиром Орловым
22.08.2021
Презентация новых книг Дмитрия Кузьмина и Валерия Леденёва
Владимир Коркунов
25.05.2021
О современной русскоязычной поэзии Казахстана
Павел Банников
01.06.2020
Предисловие к книге Георгия Генниса
Лев Оборин
29.05.2020
Беседа с Андреем Гришаевым
26.05.2020
Марина Кулакова
02.06.2019
Дмитрий Гаричев. После всех собак. — М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2018).
Денис Ларионов

Архив публикаций

 
  Расширенная форма показа
  Только заголовки

Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service