Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
Страны и регионы
Города России
Страны мира

Досье

Публикации

к списку проектов досье напечатать
  следующая публикация  .  Нестоличная литература  .  предыдущая публикация  
Русское поле экспериментов. Нестоличная литература
Транскрипт программы

08.09.2007
Вела программу Елена Фанайлова
Досье: Нестоличная литература
        Елена Фанайлова: Антология под названием «Нестоличная литература. Поэзия и проза регионов России» вышла в московском издательстве «Новое литературное обозрение». 163 автора, в основном поколение 20-30 летних, 50 российских городов, 600 страниц альбомного формата. Разговор о нестоличной литературе мы начнем с небольшого экскурса в недавнюю историю. Евгений Бунимович – поэт, математик, депутат Московской городской Думы, основатель московского международного фестиваля поэтов. В конце 70-ых-начале 80-ых Бунимович – участник знаменитого поэтического семинара Кирилла Ковальджи при журнале «Юность». Поэты этого круга были практически непечатными до конца 80-ых. На семинар приезжали поэты со всей России.
        Евгений Бунимович: Приезжали какие-то совершенно безумные люди, это были, как пришельцы. Из одного города приходил один маргинал и говорил, что у нас вообще больше никого нет, на сто верст кругом. А, скажем, из Перми приезжала целая команда, и там Виталий Кальпиди, и мы туда тоже ехали в ответ. Вот что интересно в провинции: там это, видимо, потому что уж совсем пространство было такое безвоздушное, достигало экстремальных каких-то всегда размеров, масштабов. Я помню, когда мы приехали в первый раз, это был где-то 80-ый год, там ребята читали не только стихи, но какие-то женщины ходили в шуршащих целлофанах, безумных по тем временам – ну, совершенно запредельно безумных. И я помню так называемые жидкие слайды, то есть они взяли какой-то аппарат для слайдов, туда плевали, дули в какие-то трубочки, а на экране было что-то фантастическое. Вот мне кажется, что весь мир провинциальной литературы – это и есть какой-то жуткий аппарат: в него там плюешь, дуешь, какие-то краски капаешь, а на экране возникают безумной красоты объекты.
        Елена Фанайлова: Радикализм поведения и эстетическая провокация входили в список доблестей провинциального поэта. Рассказывает Сергей Рыженков – литератор, политолог, преподаватель Российского Государственного Гуманитарного Университета, до 95 года – житель Саратова.
        Сергей Рыженков: В 93 году я как бы прививаю в Саратове некое другое измерение культурное, у меня была такая задача. Я пришел на одну выставку, будучи статусным у себя в городе человеком, зимой это было, босиком, коротко остриженный, без усов, без бороды моей постоянной, в старом бархатном костюме, обвешанном значками, в тельняшке сверхдлинной, рваных джинсах, в китайской шляпе, раздавал всем витаминки. Искусствовед номер один в городе, который там был, он меня спросил увидев: «Серёга, ты что ох..л?» Правда, потом, когда люди спрашивали: «А это кто?», я слышал, он говорил, что «это наш известный поэт». То есть вот быстро довольно-таки эта вот стадия, которая в Европе растягивалась на много лет, здесь за пять минут осознавалась, что все нормально, ничего такого не происходит.
        Елена Фанайлова: На рубеже 90-х информационная ситуация в России начинает меняться.
        Сергей Рыженков: Были сняты многие ограничения. И, опять же, я имею в виду провинциалов. Был некий искусственный информационный вакуум во многих регионах, его действительно искусственно придумали, грубо говоря, и государство последовательно проводило такую политику, и все это очень хорошо реализовывалось. И кроме как из вражеских голосов, ниоткуда нельзя было узнать, что там какие-то люди пишут инновационные тексты.
        Елена Фанайлова: Продуктом информационных перемен можно и антологию «Нестоличная литература», которая является предметом нашего разговора. «Нестоличную литературу» представляет глава издательства «Новое литературное обозрение» Ирина Прохорова.
        Ирина Прохорова: 90-е годы, как мне представляется, были невероятно плодотворным периодом всевозможных литературных, культурных акций. Сейчас начинается осознанный процесс изучения, что же происходило в 90-е годы. И вот отчасти этот том – как первый колышек, который мы вбиваем в эту целину. И вот этот поразительный эксперимент, который мы видим – я думаю, потом можно много лет изучать, что происходило. Количество, я бы так сказала, экспериментальной поэзии, в самом широком смысле слова, здесь значительно больше, чем традиционалистской. Это тоже надо изучать, почему именно так может быть в самых отдаленных областях, где может быть нет того, что мы называем полноценной жизни – а почему-то мы считаем, что только в столице она полноценная – тяга к эксперименту невероятная.
        Елена Фанайлова: Говорит составитель антологии «Нестоличная литература», эксперт Дмитрий Кузьмин.
        Дмитрий Кузьмин: То, что Ирина Дмитриевна говорила об эксперименте, я бы немножко переформулировал, я бы предложил слово «инновация». Скажем, в этой антологии есть религиозные стихи ярославского священника отца Константина Кравцова. Но способ выражения религиозного чувства, способ выражения вот этого переживания, он для русской поэзии, как мне представляется, нетривиален. Я не знаю, можно ли назвать это экспериментом, но это ново, так раньше не было. Мне хотелось собрать в этой книге то, чего раньше не было, то, чего в других местах не бывает. А где это новое: в оптике, в метрике, в графике, в метафорике – где угодно.

                        Полуденный мне снится окоем
                        и нашей лодки на Оби прозрачный дом.

                        Олифлю крест в сторонне-праздничном саду.
                        На славу крест, отец,
                        я глаз не отведу.

                        Ты снова на земле меня родил,
                        сам невредимым сделавшись, отец.

                        Я вижу нашу лодку-кораблец,
                        воды непрогибаемый настил,

                        дышу новопреставленной зимой.

                        Мы дети, папа, дети,
                        Нам – домой.

                                                (Константин Кравцов. «Памяти отца»)

        Елена Фанайлова: Продолжают составитель антологии Дмитрий Кузьмин и поэт Евгений Бунимович.
        Дмитрий Кузьмин: Действительно есть места, где такое ощущение, что люди уже могут существовать без Москвы, просто откровенно.
        Евгений Бунимович: Я бы сказал, даже без Нью-Йорка, и даже без Парижа.
        Дмитрий Кузьмин: Это уже другое. Когда без Парижа и Нью-Йорка – это другая немножко история. А я говорю про места, которые ведут свой диалог с Парижем, Нью-Йорком и Римом напрямую, и в Москве, как в посреднике, не нуждаются. Это, допустим, Кемерово, где сложилась очень интересная школа. Это авторы, которые работают на стыке искусств, которые занимаются синтезом поэзии и музыки, поэзии и визуального ряда. Там визуальная поэзия очень интересная, там интересный видео-арт с элементами поэтического текста. Близкие вещи происходят в Калининграде, но это близко к Европе, а Кемерово-то далеко.
        Елена Фанайлова: Игорю Давлетшину 35 лет. Поэт и художник, лидер кемеровской школы, о которой говорил Дмитрий Кузьмин, один из руководителей центра «Сибирская новая культура». Игорь, на твое творчество влияет место, где ты живешь?
        Игорь Давлетшин: Плюсом этого города, как одновременно и минусом, является отсутствие культурных традиций. Т.е. город как таковой организовался в конце 40-х годов. Женя Гришковец, в свое время, когда он еще жил в Кемерово, сказал фразу, которая очень мне понравилась. Он сказал: «Если бы я жил в городе с богатой культурной традицией, то я бы занимался тем, что я бы протестовал против нее и занимался бы более радикально-панковским подходом». Но поскольку такой традиции нет, как бы нет ориентиров внутри города, с которыми хочется вступать в диалог, поэтому приходится вступать в диалог и подпитываться от общероссийской какой-то культурной ситуации, я не знаю, там, от общемировой. Хотя я глубоко уверен, что на самом деле все определяется конкретными людьми, т.е. все вот эти понятия типа «гений места», я на самом деле достаточно скептически к этому отношусь.
        Елена Фанайлова: Однако место, а также время влияют на поведение поэта в жизни.
        Игорь Давлетшин: Я совершенно сознательно делаю все, чтобы я не очень был известен у себя в Кемерово, как литератор, в широких каких-то кругах. Я всегда оказываюсь от публикации в газетах каких-то. К примеру, с моими прекрасными одноклассниками из такого радикального города Новокузнецк, с которыми я регулярно встречаюсь или выпиваю, общаюсь, – мне незачем им говорить о том, что я вот этим занимаюсь. Во-первых, потому что им это не интересно, а во-вторых, это как бы совсем другая жизнь. Это может повредить моим профессиональным обязанностям, связанным с зарабатыванием денег. Т.е. литератор – это сейчас такая маргинальная позиция. Девушки не любят поэтов сейчас. Поэтому при знакомстве с девушкой лучше сказать, что я вот занимаюсь видео, или там ди-джей – это нормально, а поэт – это немножко сумасшедший.
        Елена Фанайлова: А если поэт в провинции признается в том, что он поэт, последствия могут быть непредсказуемыми. По крайней мере, так было лет десять назад. Рассказывает Сергей Рыженков.
        Сергей Рыженков: Все мои приятели и приятельницы знают, что я сторонник того, что в народе называется «черным юмором». Поэтому для меня это конечно забавный случай, он абсолютно алогичный. А однажды, в Широком Буераке, это место под Саратовом, где у меня дача, мы почему-то поехали за какими-то цветами, или посмотреть на них, с каким-то знакомым тестя. Я его не видел никогда, и он меня спросил, кто я, в смысле кем работаю, и я сказал – поэт. Он запнулся и молчал всю дорогу, потом подъезжаем к его даче, он так, по-народному, хмыкнул: «Поэт?!». Буквально через неделю приходит печальное известие. Этот человек повесился. Может, он действительно был нервный, пьяный, туда-сюда, как маятник, который в любой момент может упасть. И тут какой-то человек говорит, что он поэт. Он же знает, он весь в этот мир встроен, что этого нельзя, и что это нелепо. Человек в возрасте 30 с небольшим лет просто не может так отвечать.

                        Идёт смерть по улице, несет блины на блюдце,
                        Кому вынется – тому сбудется.
                        Тронет за плечо, поцелует горячо,
                        Полетят копейки из-за пазухи долой.
                        Ходит дурачок по лесу,
                        Ищет дурачок глупее себя.

                                                (Егор Летов, песня «Про дурачка»)

        Елена Фанайлова: Еще немного о русском провинциальном гении места. Поэт Николай Винник.
        Николай Винник: Занятия литературой – это какое-то преодоление обстоятельств жизни, попытка из них как-то вырваться. Если обращаться к собственному опыту, то на меня, конечно, оказало влияние очень плотная, вязкая социальная среда, такая инертная, в моем родном Приднестровье. Аналогичная же среда, я думаю, на юге России, на юге Украины. И конечно, вот это приходится преодолевать.
        Елена Фанайлова: Продолжает поэт Сергей Рыженков.
        Сергей Рыженков: Ребенок, росший рядом с химическим комбинатом, и ребенок, росший в пределах Садового кольца, они социализируются по-разному, и у них впоследствии разные культурные коды, разные стимулы и т.д. Это как в политике: мы не можем голосовать ногами, то есть мы там живем, нам не нравится в каком-то городе – мы взяли вещи, собрали – и переехали в другой город, где нам, мы надеемся, понравится. Поэтому мы как бы крепостные, мы к месту прикованы.
        Елена Фанайлова: Сергей Рыженков – о странностях влияния географии и истории на литературу.
        Сергей Рыженков: Ульяновск в этой книге нельзя было, наверное, представить, потому что это был культурный провал большой. Литература, которую сами ульяновские литераторы называют «жестким порно», это действительно какой-то «замузеенный» панк, пост-панк, который там культивируется активно. А то, что это на родине Ильича происходит – так это просто здорово. Т.е. ребята сидят напротив ленинского мемориала, издают какую-то вполне благопристойную газету, и при этом – какое-то количество всяких сборников, альманахов, которые просто катастрофичны, в том смысле, что это действительно попытка делать жесткое порно, где все сводится к подробнейшему описанию всяческих актов. Вот вам место, которое как бы чего-то рождает.
        Елена Фанайлова: Вернемся в 80-е. Вспоминает поэт Евгений Бунимович.
        Евгений Бунимович: В конце 80-х мы приехали на фестиваль «Новой литературы» в Новосибирске, Академгородок. Меня поразило: сидели большие залы, с утра до вечера переполненные людьми, сейчас, мне кажется, всё-таки у нас нет такого обилия людей, которые интересуются поэзией. Но все, кто вставал – говорили: «Ну, мы провинция». И это говорилось в культурном, университетском центре, и в городе с миллионным населением. Вот это тоже очень характерная ситуация десятилетней давности и пятнадцатилетней давности. Мне кажется, ситуация меняется. Может быть, благодаря Интернету, может быть, благодаря тому, что у вас на радио в кавычках, т.е. «Свободе», а на самом деле, может быть, она как-то все-таки куда-то подула, свобода. Т.е. мне кажется, нет такого ощущения, что нужно бежать в Москву и Питер для того, чтобы самораскрыться. В каких-то местах, в каких-то сгущениях – «можно жить и здесь», вот что означает эта антология, чего раньше не было, такого ощущения.
        Елена Фанайлова: Может ли поэт жить в провинции? Почему поэты из регионов продолжают стремиться в Москву? Дмитрий Александрович Пригов – поэт, деятель современного искусства, эксперт программы «Культурные герои XXI века».
        Дмитрий Пригов: Россия осталось страной централизованной, где основные деньги, издательства и слава приобретаются в столице. Это еще как во времена Стендаля: чтобы прославиться, нужно ехать в столицу, в Москву. Во все времена и особенно в советское время, родиться и жить в Москве – это все равно, что родиться и жить в дворянстве. А все остальные – быдло, которому в частном отдельном случае можно пожаловать дворянство, пригласить в Москву и разрешить существовать.
        Елена Фанайлова: А вот что думает о мотивах переезда в Москву поэт Игорь Давлетшин.
        Игорь Давлетшин: Желание многих людей переехать в Москву больше связано не с художественными, эстетическими мотивами. В Москве просто чуть больше комфорта, чуть больше сервиса, и самое главное, что здесь проще заработать нормальных каких-то денег. Все преимущества Москвы – они в такой области бытовой.
        Елена Фанайлова: Сергей Рыженков считает, что для переезда в столицу существует главная причина.
        Сергей Рыженков: Важнее всего, конечно, не чувствовать себя городским сумасшедшим. Хотя, опять же, если личный опыт брать, у меня так сразу таких проблем не было, потому что мне удалось добиться права делать все, что хочу. Я был организатором литературного процесса, журналистом, неформалом диссидентствующим. Мне кажется, что я и сейчас там мог бы так же продолжать.
        Елена Фанайлова: Впрочем, выходец из провинции всегда будет сохранять особый взгляд на столичные литературные нравы.
        Сергей Рыженков: Первые вопросы в конце 80-х, во второй половине 80-х, которые некоторые москвичи вслух задавали, а некоторые подразумевали: «Ну, ты с нами, типа?». И конечно, когда говоришь: «Нет, я не с вами, я сам по себе», то интерес к тебе утрачивается, конечно, сразу. Т.е. как только ты жестко говоришь: «А пошли бы вы все...»

                        Я неуклонно стервенею
                        С каждой шапкой милицейской,
                        С каждой норковою шапкой.
                        Здесь не кончается война,
                        Не начинается весна,
                        Не продолжается детство.
                        Некуда деваться,
                        Нам остались только сны и разговоры...

                                                (Яна Дягилева, песня «Я стервенею»)

        Елена Фанайлова: Антология «Нестоличная литература» никаких иерархий не выстраивает и групп не создает. Авторы в ней представлены очень просто: кто в каком городе живет. Говорит Евгений Бунимович.
        Евгений Бунимович: Вот как Шагал. Одно дело – Шагал, которого знает весь мир. Но есть еще Витебская школа, и без которого ее бы не было, и которая сама по себе страшно интересна, уже хотя бы потому, что есть Шагал. И вот в этой антологии одно имя тебе доносится, с другой стороны, ты открываешь книгу и начинаешь ее смотреть – слева, справа, и там ты ощущаешь еще некое пространство имен.
        Елена Фанайлова: Выход антологии вызвал резкую реакцию столичной критики. Главный упрек составителям антологии нестоличной литературы сформулирован московским критиком так: «Все больше пахнет агрессией провинциалов».
        Реагирует глава издательства «Новое литературное обозрение» Ирина Прохорова и поэт, депутат Московской городской Думы Евгений Бунимович.
        Ирина Прохорова: Про лимитчиков говорили в 70-е годы: «Понаехали».
        Евгений Бунимович: Я хочу сказать, что – слава Богу, дело в том, что ведь эта агрессия означает существование энергии. Понимаете, я не знаю, энергии заблуждения или еще какой-то энергии, но если в литературе существует энергия, это очень важно. И это как раз и вселяет некоторую надежду, вот эта самая энергия, пусть иногда варварская, наверное. Почему, собственно говоря, эта энергия уже должна быть в правилах? Это не свойство энергии вообще – находиться внутри каких-то правил.


  следующая публикация  .  Нестоличная литература  .  предыдущая публикация  

Герои публикации:

Проекты:

Последние поступления

06.12.2022
Михаил Перепёлкин
28.03.2022
Предисловие
Дмитрий Кузьмин
13.01.2022
Беседа с Владимиром Орловым
22.08.2021
Презентация новых книг Дмитрия Кузьмина и Валерия Леденёва
Владимир Коркунов
25.05.2021
О современной русскоязычной поэзии Казахстана
Павел Банников
01.06.2020
Предисловие к книге Георгия Генниса
Лев Оборин
29.05.2020
Беседа с Андреем Гришаевым
26.05.2020
Марина Кулакова
02.06.2019
Дмитрий Гаричев. После всех собак. — М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2018).
Денис Ларионов

Архив публикаций

 
  Расширенная форма показа
  Только заголовки

Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service