Дамы и господа, присуждение премии стало для меня большой неожиданностью. Журнал «Знамя» успешно оперирует в области актуальной литературы, мой же рассказ «Ночь длинна и тиха, пастырь режет овец» весь там – в «темных» семидесятых годах. И его герой, и его окружение, даже снег там падал иначе... Лицезрение исторических перемен, вероятно, всегда пробуждает в прозаиках дух их предшественников – летописцев. В 1962 году я написал «Похороны будут во вторник» – рассказ о расставании с верой в нравственную природу советского коллективизма, в 1968-м – повесть «Подонок» о крахе надежд общества на либерализацию. (Разумеется, нечего было и думать об их публикации. Повесть получила хождение в самиздате). Конфликт с властью лишил меня привычной работы газетчика и перспективы как литератора, дебютировавшего первой книжкой. Но, оказывается, помимо того социального мира, к которому я относился, существовал еще и другой – мир отважных честолюбий, независимый, устремленный в другое будущее. Молодые поэты, художники, интеллектуалы обживали места в городе, где можно было общаться. В их среде складывался иной образ жизни, независимый от начальственного надзора и производственного коллективизма. Ночной сторож, кочегар котельной, матрос грузовой шаланды – были лучшие из испробованных работ. Но были и другие: дворник, кровельщик, разносчик телеграмм... Я стал частью этой среды: ее исследователем и ее автором, потом ее самиздатским издателем и критиком. Моя статья о художнике Михаиле Иванове была, кажется, первой статьей, посвященной независимому изобразительному искусству (1971 г.). В 1973-м написал эссе «Две ориентации», в котором провел социально-психологические разграничения между индивидами, ориентирующимися на установившиеся стандарты социума, и теми, кто вольно или невольно нарушал их, создавал запредельный мир культуры. «Культурная среда», «культурное движение», необходимость «институционализации независимого культурного движения» – были главными терминами и темами в этой работе. Я не был ни профессиональным философом, ни социологом, ни историком, но с воодушевлением углублялся в их изучение для того, чтобы уяснить для себя особенности переживаемого времени и осознать его перспективы. Это был тот круг главных проблем и интересов, который свойствен интеллигенции вообще. Но ИСТОРИЯ была бы неотличима от стихийных явлений, если бы ее силы не обретали черт человеческого лица – пусть такого, как у художника Корзухина, главного героя рассказа «Ночь длинна и тиха...». Или такого, как у полузабытого сейчас прозаика и эссеиста Рида Грачева, он один из прототипов моей повести «Подонок». Или – Револьта Пименова, математика, историка, политика-диссидента (его некоторые черты вобрал главный герой рассказа «На отъезд любимого брата»). Добавлю имена наших великих идеологов-реформаторов – Александра Солженицына и Андрея Сахарова... Вокруг каждого из них возникало интегрирующее волевое поле, в то время как в целом по стране шел процесс полураспада, открывавшего наблюдателю тысячи проявлений абсурда, низости, трусости, клоунады. Эстетика истории – в неотвратимости, которая сокрыта в ларцах творческих характеров; они врастают в реальность несмотря ни на что и придают ценность самому времени, в котором живут. В рассказе «Ночь длинна и тиха, пастырь режет овец» я пытался ее выразить. Художник Корзухин, как его прототипы и его окружение, принадлежал к независимому культурному движению. Символом исторической неотвратимости движения стала знаменитая «бульдозерная выставка». В столкновении со стальными насекомыми победили художники. Поразительно, что в обстоятельствах жизни, сходных с судьбой Олега Корзухина, движение развило широчайший спектр различных художественных направлений – от иконографии до авангарда. Неосимволизм, сюрреализм, метареализм, соцарт, концептуализм, неоэкспрессионизм, постмодернизм... – по существу все ведущие направления западного искусства были экзистенционально и технически освоены в самобытных реализациях независимых художников, писателей, музыкантов. Спасение джаза, рождение и развитие рока, эксперименты альтернативного театра – это также заслуга корзухиных. Перед нами не разновидность социального фанатизма и не шедевры ловкости, а исторические характеры. На наших глазах промелькнули судьбы нескольких олигархов: поистине выдающихся финансовых игроков, – и поразивших своей мелочностью и жалкостью, как только игра пошла не на голубые или красные фишки: выпали кости судьбы. Несколько предположений относительно будущего той традиции творческого поведения, которая нам известна по истории независимого культурного движения 50–80-х годов. Время сорвало погоны. Что стоят звания, должности, древние заслуги, привилегии, которыми власть наделяла приближенных из своей дворни! «Молодая литература» в свое время прекрасно справилась с дегероизацией человека – человека принудительного долга и внушенного мужества. Новая литература полагала (и полагает), что у автора нет другого способа заявить о своей независимости, кроме как через фигуры иронии и отрицания. Эпоха искренности, включившая в свои рамки и «молодую» литературу, и «новую», заканчивается; бунты молодежной литературы свидетельствуют: будущее у нас может быть. Предполагаю, наступает время литературы исторических характеров и, следовательно, литературы духовной борьбы. Пресловутая национальная идеология явится на свет, когда станут известны фавориты в этой борьбе.
|