|
Право 1001-й ночи
М. Галина. Гиви и Шендерович: Мистико-ироническая фантасмагория. - М.: Мосты культуры, 2004.
|
Денис Спиридонов
Ex Libris НГ, 23.09.2004
|
Досье: Мария Галина
|
|
Храбрость почти всегда бывает необдуманной. Потому как, стоит ее обдумать: сопоставить силы, оценить возможности — она проходит сразу и надолго. Ею, как ветрянкой, по- настоящему болеют только раз в жизни.
Роман Марии Галиной — истинное проявление авторской храбрости. Со всеми вытекающими последствиями. Причем храбрость эту нужно искать не в художественном методе или сюжетных находках... И даже не в названии, как подумают остряки. Храбрость Галиной — в определении жанра.
Что может двигать человеком, начинающим писать «мистико-ироническую фантасмагорию»? По-моему, исключительно храбрость и ничего кроме нее. Взвалив фантасмагорию себе на плечи, писательница начинает свой путь. Фантасмагория лениво указывает его направление.
Как положено порядочной фантасмагории, она начинается в Одессе. Интернациональные друзья Гиви и Шендерович после алкогольного знакомства отправляются в Турцию — закупать по стоковым ценам воздушные шарики. На пароходе встречаются с русской красавицей по имени Алка. А по прибытии этот тройственный союз уже ждут приключения. Герои попадают в полный загадок и опасностей мир сказок 1001-й ночи, божественный город Ирам и прочие мистические места.
Галина не теряет присутствия духа на протяжении всего романа. Поэтому он получился у нее таким упитанным, полным. Как цыпленок-бройлер. Трехзначная цифра внизу последней страницы в данном случае отражает степень вдохновения.
Самым же смелым жестом все всяческих сомнений стал вынос в определение жанра слова «ироническая». Одним этим словом автор прижал себя к стенке настолько плотно, что предыдущая «храбрость» в истории с фантасмагорией уже не казалась такой уж безрассудной. Мария Галина вообще начала свою книгу так, как когда-то начинал свои знаменитые фокусы Гудини. А именно — обмотала себя цепью, плотно закрепила ноги колодками и попросила ассистентов опустить себя в аквариум вниз головой. В таком положении Галина начала свой роман. А к последнему абзацу должна была выскочить из плена целой и невредимой, звеня цепями, как бубенцами, и широко улыбаясь...
Но положение, в которое она сама себя поставила, начав писать не просто мистическую фантасмагорию про жизнерадостных Гиви и Шендеровича, а фантасмагорию ироническую, оказалось куда серьезней, чем казалось сперва. Цепи не поддавались. Под водой предательски не хватало воздуха.
— Ну же, Потомок Потомков, Предок Предков!!!
— Что ну, собственно? — поинтересовался Шендерович. — Я все сказал!
— Вещай!
— Ну, там... абракадабра... Бэмц!
— АБРАКАДАБРА! — завопил Мастер Терион, воздев руки к потолку пещеры. — Он сказал Слово. Могучее слово! Великое Делание наше завершено!
Примерно в этом заключается ирония Марии Галиной. Примерно на это она надеялась там, под водой.
Когда Гудини заканчивал номер, зал взрывался овацией.
|
|
